Лабиринт совести

Фред Винни

Сари напряглась ещё сильнее, я подняла брови и уточнила:

– Что-то не так?

– Он мой родственник, – шёпотом сказала Сари.

– Это же здорово. В чём проблема?

Сари неоднозначно двинула бровями и отвела глаза, тихо сказала:

– Не говори никому.

– Хорошо, если тебе так хочется, не скажу. Но книгу возьми в библиотеке, она очень интересная.

– Возьму, – она задумалась, помолчала, потом усмехнулась и шепнула: – Я даже не знала, что у него есть книга.

– У него их три, все по энергетике.

– Здорово, – она опять замолчала, я решила вывести её из задумчивости и попросила:

– Научи меня медитировать как ты.

Сари улыбнулась и прищурила один глаз, качая головой:

– Прости,

конечно, но у тебя вряд ли получится.

Я подняла бровь, шутливо изображая недовольство:

– Ты сомневаешься в моём умении учиться?

– Нет, – Сари рассмеялась, посмотрела на моё «гнездо» над прудом и вздохнула с завистью: – Ты способна достичь чего угодно, уж в этом я не сомневаюсь. Если будет чемпионат по магическому многоборью, я буду ставить на тебя, даже если не буду знать, какие там будут дисциплины.

– Тогда в чём проблема?

Она задумалась, как будто ей никогда до этого не было необходимости кому-то объяснять такие вещи. Села в позу лотоса и развела руками, как будто пародируя какого-то древнего мыслителя, с работами которого я не была знакома:

– Медитация – это не достижение. Это наоборот.

– Как это?

– Понимаешь... – она закрыла глаза и вытянула руки вверх, прижав ладони друг к другу, медленно опустила вниз до груди и открыла глаза, полушутливо сказала: – Не все люди созданы для великих свершений.

– Ты считаешь себя человеком?

Я села точно так же, как она, она качнула головой:

– Не совсем. Это Камень Понимания так переводит, – она скорчила рожицу, точно как Ина в отеле, – не все разумные. В любой расе есть небольшой процент тех, кто действительно рождён менять мир, рваться на вершину, зубами выгрызать для себя каждую ступеньку наверх в скале обстоятельств. Кто-то действительно рождён для этого, они не могут без этого, если их этого лишить, они с ума сойдут сами и всех вокруг с ума сведут. Но их мало, процентов десять, может, пять. Может, меньше. Ещё процентов двадцать делают вид, что они такие, хотя на самом деле, им это не нужно, это просто модно – быть мотивированным, чего-то достигающим. Они стремятся на вершину, потому что им внушили, что они должны, и они тратят силы, время, здоровье, и они могут туда добраться, но добравшись, получают крах всех установок, потому что понимают, что это не сделало их счастливыми. Есть ещё часть тех, кто вроде бы хочет достигать и превозмогать, но ничего не делает для этого, просто сидит и ноет, и завидует первым категориям, не задумываясь о том, чего им стоили их победы. А есть небольшой процент абсолютно счастливых людей, которым ничего достигать не надо, и они знают об этом, и они себя за это простили. А в идеале, даже изначально не винили себя в этом, потому что не ощущали в себе потребности куда-то бежать и чего-то добиваться. Из таких людей получаются прекрасные мастера, всякие портные, булочники или флористы, из тех, кому нужно много времени для того, чтобы стать действительно хорошим специалистом. И у них вроде бы работа не сложная и не особо престижная, но они в ней настолько хороши, что к ним клиенты готовы ездить издалека и сильно переплачивать, просто за качество и серьёзное отношение к работе, не за страх, а за совесть. И они из всех самые счастливые. Потому что они знают, где их место, и знают, что они там прочно сидят, и они именно там нужны и очень хороши. И они никуда не рвутся, и никакого стресса из-за того, что кто-то их на пути к вершине обогнал, так спокойно.

Она замолчала, я смотрела на неё и ждала продолжения. Сари приоткрыла глаза, посмотрела на меня, улыбнулась шире и опять закрыла, продолжила тихим, размеренным голосом:

– Главное в жизни, вообще во всей жизни – понять, из какой ты категории. Я вот точно знаю, что я из последней. Мне не нужны достижения, какие-то места на конкурсах, если я где-то проиграю, я не расстроюсь.

– Зачем ты в них участвуешь тогда?

– Они дают прибавку

в баллах, а баллы дают возможность раньше выбрать место практики и работы потом. Я хочу иметь выбор. Но если это будет стоить мне какого-то сильного стресса, то я откажусь и отступлю, я не люблю конфликты.

– И как это относится к медитации?

Она усмехнулась и вздохнула, изобразила старческий голос:

– Ты спешишь, Лейли. Ты торопишься жить, хочешь получить результат, видишь цель и идёшь к ней. Даже если ты отдыхаешь, ты делаешь это для того, чтобы восстановить силы и эффективнее бежать к своей цели. А у медитации нет цели, ты в ней ничего не достигаешь, ты в ней просто находишься. Как цветок лотоса, который медленно поднимается из речного ила к солнцу, доходит до поверхности воды и медленно, медленно раскрывается. И цветёт. И всё. Когда солнце заходит, он закрывается, выходит – открывается. Под ним медленно-медленно двигается вода, иногда проплывают рыбы, иногда на солнце находят облака – это всё, что с ним происходит. Может случиться вообще невероятное событие – на лепесток сядет стрекоза, отдохнёт и полетит дальше. И может быть, это и будет целью его существования. А может быть, кто-то будет им любоваться и рисовать его, или вдыхать его аромат и мечтать, или его срежут, сделают из него чай и выпьют, и это тоже будет его предназначением. В любом случае, он этим не управляет, и он не может этого избежать, это не в его власти. Понимаешь?

– Не очень.

Она вздохнула и открыла глаза, терпеливо сказала:

– Просто сядь удобно, в такую позу, в которой сможешь просидеть без напряжения всю жизнь, закрой глаза и ощути на коже солнце. И всё. Ты лотос, который качается на воде, и вообще ни за что в мире не отвечает.

– Я попробую.

Поза лотоса казалась подходящей, я вспомнила иллюстрацию с корнем, листьями и цветком лотоса из справочника по ботанике, потом решила, что это как-то слишком сухо, и представила вышитую шёлком картину из маминого кабинета – там была пустая беседка на берегу пруда, над прудом изгибался мостик, а внизу росли водяные лилии, белые, розоватые и сиреневые, не лотосы, конечно, но сойдёт. Настоящих лотосов я никогда вживую не видела, как и настоящего моря, мои воображаемые картины опирались на картины из галереи пансиона.

Попытавшись расслабиться и ощутить себя растением, я опять увидела перед глазами татуировку Алана, но решила не сопротивляться и отпустить сознание в вольное плаванье по волнам памяти, раз уж мы тут представляем себя чем-то безмозглым. Память схватила меня как кракен, и утащила в глубины той нереальной ночи – блестящий шёлк, блестящие волосы, Алан обнимал меня и подпитывал своей силой жизни, как будто энергетически отрицательный демон здесь я. Я говорила ему, что это плохая сделка, а он отвечал, что сделки лучше оставить на него, он в этом эксперт...

«Точно. Почему я раньше не подумала? Он же не только демон, или препод, или аферист, он ещё и специалист по страхованию, и он работал в "Джи-Трансе", на разных Гранях, он должен разбираться в тонкостях юридических схем. Я просто спрошу у него совета, он не откажет, хотя бы в благодарность за то, что я стала для него донором вчера. Так и сделаю, прямо сегодня.»

Я открыла глаза и сказала:

– Спасибо тебе большое, я всё поняла.

Сари тихо устало рассмеялась и вздохнула:

– Ничего ты не поняла, за что спасибо?

– Я поняла, что я не лотос, это уже очень много, – я встала и поправила одежду, Сари открыла один глаз, осмотрела меня с головы до ног и тихо рассмеялась:

– Ясно всё с тобой. Лети, стрекоза, не заслоняй мне солнце.

– Я угощу тебя обедом.

– Хорошо. На допы пойдёшь?

– Да. Тебя ждать?

– Не, я не пойду, чё-то лениво. Мне тут так хорошо, что ну их нафиг, эти допы. В другой раз доделаем с тобой. Я лучше попрактикуюсь в контроле часик. Ты правда думаешь, что я удержу три трубочки?