Лабиринт. Войти в ту же реку

Забусов Александр

Видно не терпелось бедолагам отделаться от балласта учеников, было принято решение сократить уроки до трех, вместо положенных шести, а так же сделать каждый, по пятнадцать минут. Ну, умора! Ведь ясно, что стол накрыт и водка стынет. Ничто человеческое людям этой героической профессии не чуждо.

На физкультуру даже переодеваться не стали. В школьном спортзале класс в чем был, так пятнадцать минут и повалял дурака. Не напрягаясь особо, побросали мячи одна шеренга, другой. На втором уроке, дружно поздравляли классную руководительницу с этим, поистине замечательным праздником.

— Может в кино сегодня сходим?

Поставил

вопрос ребром классный актив. Разделились пополам. Добрикова осуждающе посмотрела в глаза Михаилу, он оказался среди отказавшихся, сославшись на занятость. Ну, как ей еще намекнуть, что между ними ничего серьезного быть не — мо-жет?

Триаду уроков замыкал урок истории. Ольга Евгеньевна сегодня какая-то не такая. Присмотрелся. Взвинченная что ли? На себя, уверенную во всем женщину, не похожа. Для нее этот день явно не праздник. Еле дождался окончания пятнадцатиминутки. Неторопливо уложил пожитки в «дипломат», последним покидал класс. Училка отвернувшись к окну, вертела указку в руке, скорее всего не хотела с таким настроением идти к коллегам, высиживать за столом, еще и к спиртному прикладываться. Встал за спиной, тихо спросил:

— Случилось, что?

Оглянулась.

— Миша?

Взглядом усмотрел через очки влагу в глазах, готовую вырваться и пролиться слезой по щеке. Запах от Ольгиных волос терпкий и ароматный, едва ощутимый. Одуреть можно!

— Что случилось, Ольга Евгеньевна?

— Все хорошо, Миша.

— Я вижу. Вам помочь?

— Чем? Чем мне поможешь?

В голосе проскочила нотка надрыва. Еще немного и расплачется девка.

— Да, вон хоть карту в картохранилище отнесу.

Согласилась. Кивнула, отвернув лицо.

— Идем.

Школу, будто метлой вымели. Ни единого человека. Ученики на радостях, что отпустили, из «храма знаний» бежали без оглядки. Комната для хранения учебных пособий находилась на первом этаже. Историчка ключом отперла дверь и посторонившись, пропустила Каретникова внутрь. Длинный сверток двух карт пришлось проносить боком, потом прикидывать в какой угол их тиснуть.

— Вон два крюка, над другими картами! Ты рулон на них забрось. — Подсказала стоя в дверях.

Пришлось подсунуть тумбу-лестницу, а уж с нее громоздить сам рулон.

— Спасибо.

— Да, чего уж там…

Спрыгнул на пол, оказавшись в шаге от вожделенной, чуть вздымавшейся при дыхании груди Ольги. А еще этот запах ее духов. Не раздумывая, протянул руки, привлек молодую женщину. Дернулась, попытавшись вырваться, но хватка хоть и нежная, только мужская. Еще подергалась, но молча. Не кричать ведь? Могут Бог знает о чем подумать! Поддалась. Их губы встретились. Целовал не порывисто, нежно, утоляя голод долгих месяцев именно этого самого… Через много лет, это состояние назовут «химией» между мужчиной и женщиной. По иному, опознаванием подходящей «половинки одного целого». Рука Михаила поползла по бедру к срезу подола, но жестко была отстранена. Ольга, задыхаясь от волнения и прекратившегося поцелуя, проговорила.

— Нет.

Прошептала, прижав губы к уху на склоненной голове:

— Подожди! Не сейчас… Мне нужно… Мне нужно появиться на этом глупом банкете.

Видно, что с неохотой отстранила его от себя. Взгляд пристальный, пытливый. Так с интересом смотрят на человека, когда не знают точно, чего от него ждать. Хорошее или плохое? Словно отвечая на вопрос, Каретников на мгновенье смежил веки, будто кивнул ними, произнес:

— Хорошее!

— Что?

— Не

жди от меня плохого.

Глаза залучились из под стекол очков. Как это они не слетели с лица? Или он действительно берег каждую черточку на ее лице?

— Прическу не испортил?

О, эти женщины! Наверное, вот за такую непосредственность мы вас и любим.

— И платье тоже… не успел.

— Я скоро.

— Хорошо.

— Я тебя на ключ закрою.

— Чтоб не сбежал?

— Дурачок!

— Ну, как сказать!

— Дурак!.. Я скоро!

Упорхнула, только ее и видел. Каретников остался один. Мало того, Ольга закрыла его на ключ. Подошел к окну, выглянул в стекло. Весеннее солнце не жадничая, щедро разбросало лучи по аллеям школьного парка. Нда! Весна! Весна, это состояние души, а в его душе сейчас птички поют. В такой день хочется жить! Просто жить и наслаждаться этим. В голове всплыли строчки стихов, что было почти невероятно, в жизненной повседневности, к стихам Михаил относился более чем ровно, а здесь как наваждение какое-то…

Расплескается март по лужицам, В небе радугой улыбаясь… Голова, как хмельная, закружится… В солнца лучиках искупаюсь…

По телу пробежала дрожь нетерпения, состояние сродни перед броском в атаку, когда не знаешь, что будет потом, и будет ли за бруствером по которому непрерывно ведут огонь, «оно»… а еще, это потом. Кровь накачена адреналином по самое… Стоп! Сам не ожидал, что может еще испытывать подобное. Чес… слово, пацан да и только! Сколько времени? Всего-то десять минут прошло, а кажется целая вечность. Черт! «Дипломат» в классе забыл. Просто наваждение, какое-то! Что ему сейчас, тот «дипломат»? Как же она долго…

Обостренный слух вычленил звук каблучков в пустом коридоре и легкий торопливый шаг. Ее шаг! Клекот ключа в замочной скважине, заставил соскочить с широкого подоконника и в три прыжка оказаться у двери. Вошла. Наконец-то!..

— Оля!..

— Миша, я тут подумала…

Не важно, о чем подумала. Сдерживаться уже не мог, скрал ее в объятья, приник губами к ее губам, ощущая ее запах. Химия!

Сдалась. На поцелуй, ответила поцелуем. С тихим стоном выдавила слово:

— Дверь…

Эта чертова дверь. Как в тумане справился с замком. Наконец обнял любимую женщину, отвечавшую его желаниям. С нетерпением подавил последнее, уже слабое сопротивление. Рука почувствовала материю тонкого шелка, узкую полоску, последнюю границу между ними. Пальцы нащупали мягкий волос, дотянулись до горячей, влажной нежности женской плоти…

Наверное, им обоим некуда было торопиться. Он умостился на крашенной поверхности широкого подоконника, на руках держа любимую женщину, совсем незаметно, едва ощутимо баюкая ее. Мысль о том, что в прошлой жизни не женился именно из-за нее, пришла внезапно. Да-да! Он влюбился в нее еще тогда, а потом всю жизнь искал в каждой женщине черты характера и лица Ольги. Сейчас его идеал спокойно угнездился в его объятиях и закрыв глаза, чему-то мило улыбался.

Наклонившись, прикоснулся губами к ее векам, заставив открыть глаза и взглянуть на него. Спросил: