Лабиринт
Шрифт:
Отогнав непрошенные мысли, подхватила подсвечник и потащила ближе к кровати, рядом с которой стоял добротный стул. Обычно, взяв этот стул, выбивала дверь, когда в хламе терялись ключи и я совсем уж не могла их найти. Именно эта мысль натолкнула меня на то, что в комнате собраны предметы каким-то образом принадлежащие мне в родном мире. И это не просто иллюзии, а материальные проекции воспоминаний. Я бы не смогла держать в руке воздух, она бы просто прошла мимо предмета. Интересно, такое во всех комнатах?
Поставила свечи на стул, села на кровать…
Приходила
Потолок практически весь был черный, осталась полоска в сантиметр, если не меньше и в комнате сгустились сумерки. Минут через десять тут будет кромешная тьма. Переборов слабость, дотянулась до пачки спичек, достала одну и на уровне глаз, не заботясь о безопасности, чиркнув единожды по упаковке, подожгла ее. Чтобы достать до свечи, пришлось поворачивать налитое свинцом тело на бок.
Мне удалось донести подожженную спичку до свечи, не загасив ее. Фитилек, немного потрещав, занялся беспокойным пламенем, бросая скачущие тени на стены.
Снова перевернувшись на спину, уставилась в потолок. Что там напоследок ответила сильфида? Лабиринт — храм? Интересно, кому он посвящен? Что за извращенное понятие об архитектуре? И почему именно лабиринт? А главное, как найти выход из него, если это практически не возможно? И все-таки, что-то мне подсказывает, что последнее мое задание будет связано именно с поиском выхода, что совершенно не реально, исходя из условий.
В целом получается, что на данный момент у меня очень много вопросов, но нет ни одного ответа. И еще добавляются. Что за сыворотка? Почему так действует, разделяя сознание от тела, заставляя наблюдать за действиями, словно со стороны? И каковы будут последствия?
Пока предавалась размышлениям, полосу света на потолке полностью поглотила чернота. Единственная свеча, с трудом, потрескивая, спасала от сгустившейся по углам тьмы. Ее мне все-таки показалось недостаточно и, мысленно дав себе пинка, я пошевелилась, села и поспешила зажечь вторую. Теперь можно со спокойной душой отдохнуть.
Откинулась на спину и сразу же провалилась в беспокойный сон.
Мне снилось как я стояла в кромешной темноте, дрожала от страха и всматривалась вдаль.
Первой появилась мама. Она осунулась от беспокойства, глаза лихорадочно блестели, на впалых щеках четко виднелись дорожки слез, которые она выплакивала каждую ночь. И плакала, между прочим, обо мне. А я не могу отправить весточку ей. Не знаю, сколько времени прошло с моего исчезновения.
Я наблюдала за тем, как она медленно открывает рот и надтреснутым с нотками истерии голосом, громко зовет меня:
— Ежик! Леночка, где же ты?! Отзовись, Ежик!
Старое детское прозвище больно полоснуло по сердцу, но я даже бессильно осесть не смогла, стояла как истукан с острова Пасхи. Прозвище это пристало ко мне, когда в девять лет обрезала
Она все звала и звала меня, а я давилась беззвучными бессильными слезами.
Мама исчезла. На ее месте возникла сестра. Она бегала в темной пустоте громко кричала и пыталась найти меня.
И так, человек за человеком, вереница самых родных мне людей являлась в мой сон, пытаясь отыскать, но я только глотала слезы, понимая, что больше никогда их не увижу.
Я застряла в этом странном месте — лабиринте, в который не позволю забрать ни одного из них. Выполню все задания, но сестру затянуть сюда не дам.
Когда я открыла глаза, было светло, а над моим лицом навис гарпий, который от неожиданности сморгнул третьим веком.
— Проваливай отсюда! — сварливо взвизгнула, швыряя в отскочившее существо, возникшую ниоткуда, подушку.
Села по-турецки на кровати, удивляясь тому, как это легко у меня получилось, и наблюдала за действиями гарпия, который на этот раз объявился в своем пернатом образе.
В нашем мире этих существ изображают безобразными полу-людьми полу-птицами, обязательно на распотрошенном трупе очередной жертвы. Передо мной же предстала полная противоположность тех облезлых отвратительных созданий. Он медленно плавно переступал на длинных птичьих ногах. Половину тела покрывали жесткие черные перья, которые захотелось пощупать, а руки полностью трансформировались в крылья, маховые перья которых подметали пол. Лицо почти не изменилось, только глаза стали по птичьи округлыми.
Таурус подошел вплотную ко мне, наклонился так, чтобы наши лица находились на одном уровне, и зло усмехнулся, обнажая внушительные клыки.
— Пожалуй, сегодня я удвою дозу сыворотки, — проклекотал, хватая за руку. У него, оказывается, как у летучих мышей, есть подобие пальцев.
Откуда-то из воздуха достал небольшую плоскую коробочку, которую тут же открыл. Вынул из нее большой шприц, полностью заполненный зеленой жидкостью.
Я попыталась вырвать руку из захвата, но не тут-то было. Он вцепился в нее мертвой хваткой, при малейшем движении оставались глубокие, быстро заполняющиеся кровью, царапины.
Выпустив воздух, он воткнул иглу в вену на сгибе локтя и ввел мерзкую жижу в кровь.
— Надеюсь, сегодня ты так же будешь хорошей девочкой и выполнишь то, что я тебе прикажу.
Снова последовало разделение тела и сознания, на этот раз намного быстрее, чем в предыдущий. Не было той всепоглощающей ярости. И я почувствовала, что против воли киваю, соглашаясь с ним.
Он склоняется к моему уху, слишком близко и интимно, заставляя бегать по телу стада мурашек, и проникновенным шепотом произносит имя следующей жертвы. Гарпий отстранился, нежно, как какую-то собачонку, потрепав меня по щеке.