Лабиринт

Симонова Лия Семеновна

Кирилл упивался своим неожиданным триумфом. Ему представлялось, что он уложил отца на обе лопатки, унизил его в глазах Лины, а сам возвысился.

Но Лина вдруг весело рассмеялась, небрежно поставили на стол то, что держала в руках, мягкой поступью приблизилась к Владиславу Кирилловичу и, нежно погладив его по рукаву костюма, негромко сказала:

— Не сердитесь, он дразнит вас. Я тоже изводила своего папу этим пятым Евангелием. Я его не читала, конечно. Но и у нас был сборник «Античность и современность», и мне почему-то нравился этот Фома. За его бунтарство. За то, что попытался опрокинуть вверх дном писания чинных и благопристойных

Матфея, Марка, Луки и Иоанна… — И Лина своей колдовской улыбкой попыталась объединить и примирить отца и сына. — Но мой папа ужасно негодовал. Он говорил, что Фома — близнец Иуды и верить ему нельзя…

— Безнравственные творения, — отвечая Лине благодарной улыбкой, чуть расслабился Владислав Кириллович, — появляются, как только умы начинают бродить и ослабляется общественная нравственность. В такие же тревожные, как наши, времена… Все повторяется. И библейская мудрость гласит: «Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было, и Бог воззовет прошедшее».

— Как горько, что мы забыли Бога, — пропела Анна Александровна, появившись в дверях и приглашая всех к столу. — Давайте обедать. У сытого человека сердце смягчается… — Она вроде бы ни к кому не обращалась, но Кирилл был уверен, что в словах лукавой умной старухи спрятан намек. — Из веку повелось, дети спорят с отцами. Но нынешние молодцы особенно задираются, от большой образованности, наверное…

— Какая наша образованность? — негодуя, что Лина вмешалась, поддержав отца, не смирялся Кирилл. — Я, к примеру, в гостиных не рос, все больше среди подвыпивших слесаришек околачивался…

Кирилл со злорадным удовольствием отмечал, что отцу претит их словесная распря в присутствии гостьи и при каждой его вздорной реплике он украдкой поглядывает на Лину. А девчонка умело прикидывается, что не принимает всерьез дерзости разгулявшегося молодца, и с присущим и тактом немедленно бросается на помощь утомленному атаками отцу.

— Моим мучениям пришел конец, — сказала она, вроде бы ни с того ни с сего озарив всех своей лучезарной улыбкой. — С тех пор как я познакомилась с Кириллом, я все терзалась, у кого еще я видела такие редкие ярко-васильковые глаза?

— Вспомнила? — насмешливо посмотрел на нее Кирилл.

— Ну конечно, — весело и просто откликнулась Лина. — У твоего папы, Владислава Кирилловича. Вы очень похожи…

Анна Александровна вскинулась, по всему чувствовалось, оценила старания гостьи, так умно и деликатно распутывающей безнадежно затянувшийся узел в отношениях отца и сына. Казалось, эту девочку невозможно загнать в угол, поставить в тупик, она неуязвима. И, постигая это, Кирилл все больше восставал против Лины, против всех, хорошо воспитанных, умеющих не показывать свою зависимость от обстоятельств, всегда и во всем быть духовно свободными. «Посмотрим, как она запоет в клетке…» — исступленно подумал Кирилл и, следуя своим мыслям, неожиданно для себя и для всех присутствующих за столом продекламировал нараспев:

— «Забыв и рощу, и свободу, невольный чижик надо мной зерно клюет и брызжет воду, и песней тешится живой…» Пушкин Александр Сергеевич…

Отец и старуха почти одновременно укоризненно уставились на Кирилла, и снова возникла, в который уж раз спровоцированная им, натянутость. Но и в этот раз Лина попыталась разрядить ее.

— Меня в школе зовут Чижиком, — жалостливо призналась она. — Я же Чижевская. А вот этого сэра почему-то величают Дикарем. Никак не могла вспомнить

его фамилию, подозревала, что он Дикарев, а он оказывается Кокарев. Так отчего же Дикарь?..

Владислав Кириллович и Анна Александровна, не сговариваясь, дружно расхохотались, а Кирилл, все больше свирепея, окинул всех недобрым взглядом и почти прорычал:

— Поймешь, время придет!

В его словах, голосе и во всем облике прорвалась наружу нешуточная угроза. Анна Александровна вопросительно посмотрела на зятя, и Владислав Кириллович совсем опечалился, ушел в себя. Но отец и старуха мало занимали воображение Кирилла, он исподтишка наблюдал за неподдающейся ему девчонкой. Она будто не понимала его и не пугалась, словно обводила вокруг пальца…

— Владислав Кириллович, — обратилась Лина к профессору, притворившись, что не придала значения словесному бряцанию оружием, — вы обещали рассказать мне, как играют в нарды. Папе прислали в подарок нарды, а у нас дома никто в этом, как теперь говорят, не Копенгаген…

— Линочка, что я слышу? Вы тоже пользуетесь жаргоном? (Кириллу показалось, что отец просто-напросто втюрился в кокетничающую с ним девочку и даже не полагает нужным скрывать своей влюбленности, разговаривая с ней как со взрослой женщиной, богиней, заслуживающей поклонения и служения ей. И это тоже немало раздражало Кирилла.) Я надеюсь, вы будете бывать у нас, — заискивающе проговорил отец. — Я сумею на практике объяснить и правила игры, в общем не сложной, но нужно хорошо считать…

— С арифметикой у меня не очень, — горестно покачала головой Лина, — в магазине меня постоянно обсчитывают…

— А в «чижика» ты играть умеешь? — снова вклинился в начавший уже выправляться разговор Кирилл. — Детская игра и правила простые. Заостренная палочка сильными ударами загоняется в круг, но считать тоже надо, потому что чем больше загонишь палок, тем лучше…

Теперь Кирилл был удовлетворен. Лина растерянно посмотрела на Владислава Кирилловича, на Анну Александровну и опустила глаза.

— А я придумала, как расшифровать чижа, — притворно улыбнулась старуха, пропустив мимо ушей очередную непристойность Кирилла и перехватывая инициативу в трудно складывающемся разговоре. — Чиж — это чрезвычайно интересная женщина…

Теперь пришла очередь Лины выразить свою признательность старухе быстрым, но уже невеселым взглядом.

— Чиж — это чрезмерно интригующая ж… — окончательно разрушая все, что можно разрушить, исходя иронией и злобой, проскрипел совсем уже хриплым голосом Кирилл. — Я что-то не то брякнул? Что вы так приуныли? Ну, извините, я в интеллигентном обществе, можно сказать, впервые… Спасибо за угощеньице. — Кирилл, оставив еду, решительно поднялся из-за стола. — Я вообще-то пришел за бабками…

— Дождешься меня, — строго, почти непримиримо распорядился Владислав Кириллович. — Нам нужно поговорить, а я обещал Линочку отвезти домой.

— Я сам отведу ее, — с не меньшей настойчивостью воспротивился отцу Кирилл. Он добился своего. Внутренний голос подсказывал ему, что отец устал, его нервам, напряженным до предела, необходима хотя бы краткая передышка. Он отступит, а девчонка не отважится настаивать, чтобы ее доставили до дома на машине. — Ты сам захотел познакомить меня с этой девушкой, — с отчаянным упрямством выигрывал поединок Кирилл. — Надеюсь, не для того, чтобы я наблюдал, как ты за ней ухаживаешь. Отдыхай, старик, ты уже не годишься для юных богинь…