Лабиринт
Шрифт:
Видимо сейчас я слишком сильно его задела, добралась до того самого места, попав в которое, рассыпается вся броня. Потому что слишком болезненно, настолько, что наружу вырывается самое сокровенное. Он, приближаясь лицом к лицу и все больше углубляя каждый вдох и выдох, отчеканил:
— Ты… что… несешь? — он сильно тряхнул меня за плечи. — Ты можешь ненавидеть меня до конца своих дней, но меня… Меня. И как бы тебе не было тяжело, ты будешь жить. Поняла меня? Будешь. Ради памяти своей матери… Жить, не забывая о ней, даже когда больно, даже когда хочется сдохнуть. Потому что она бы этого хотела.
Я начала вырываться из его крепкого захвата, но безуспешно. Он держал меня словно в тисках, заставляя смотреть себе в глаза.
— Отпусти меня. Отпусти. Не прикасайся, я не хочу.
Он сразу же, в эту же секунду опустил меня, разводя
— Берн… Берн… я же не удаляла тебя, я точно помню… Вот. Есть. Нашла, — и нажав на кнопку вызова, начала ждать, пока на том конце провода мне ответят…
ГЛАВА 12. Дарина
Я проснулась от утренней прохлады, она касалась кожи через приоткрытое окно, заставляя слегка поежиться, и в тот же момент с наслаждением понять, что на мне его куртка и мы куда-то едем, я чувствую, как машина скользит по трассе. Именно трассе, потому что нет светофоров и пробок, и стало страшно — вдруг мне все приснилось? Весь этот сумасшедший космос с неоновыми взрывами сверхновых, после которых побаливает горло, потому что я никогда в жизни столько не стонала и не кричала. Я не хотела открывать глаза — я была все еще там. В этом вязком космосе. Вспоминала его губы, руки, низкий голос и запах. Боже. Как же он пахнет. Именно его кожа. Запах опасности, адреналина, секса и мужчины. Калейдоскоп оттенков, смешиваясь, создавали этот неповторимый аромат с наркотическим дурманом, и сейчас я вдыхала его полной грудью. Этот же запах остался на мне. Я пропиталась им насквозь, и краска заливает щеки при воспоминании, что он со мной делал и что говорил… что я позволяла с собой делать и как умоляла не останавливаться, но он остановился. Если бы кто-то сказал мне, что это был не секс, я бы ответила, что секс уже в том, как он проводил костяшками пальцев по моей щеке, ключицам и по груди. Секс — это даже его взгляд, подернутый маревом голодного желания. Никто и никогда не смотрел на меня так, как Макс. Я чувствовала себя женщиной в полном смысле этого слова, добычей, безвольной куклой, готовой на все, лишь бы это не прекращалось. Он не ласкал — нет, он пожирал меня с этими хриплыми стонами, бешеным дыханием и поцелуями, оставляющими отметины. Я не могла себе представить даже десятой доли того сумасшествия, которое творилось со мной в этот момент. Порабощающая властность, полный контроль надо мной и над собой. Железная выдержка и в тот же момент яростная эмоциональность. Дает понять, что он на грани срыва, и мрачная похоть рвется наружу, но я понимаю, что он может балансировать на этой грани бесконечно, выматывая и меня, и себя. Чувствую этот металл в его мышцах, напряженных и твердых, в сжатых скулах и раздувающихся ноздрях. Непреклонное решение… и мне уже все равно, потому что он ни на секунду не прекращает доводить меня до безумия.
Посмотрела из-под ресниц на сильные пальцы на руле, и внутри все оборвалось. Меня опять унесло высоко в тот же космос, даже голова закружилась. Никогда не думала, что мужские руки могут так свести с ума. Сильные запястья, широкие ладони, вены под смуглой кожей, уползающие под отворот рукавов рубашки. Красота, от которой становится больно дышать. Как одуревшая смотрю на его руки и чувствую, как внутри нарастает сумасшествие, и я уже знаю ему название — голод. Реагирую так, потому что уже испытала на себе, что они могут делать с моим телом. Небрежно поправил волосы и вернул руку на руль, слегка постукивая подушечками пальцев по кожаной оплетке а у меня мурашки, словно касается
Медленно перевожу взгляд на его лицо и сама не понимаю, как накрываю его руку своей. Вздрогнул и тут же напрягся. Я это напряжение почувствовала кожей, словно борется с собой. Как всегда рядом со мной. Мы в какой-то непрекращающейся войне. Я с ним, а он с самим собой.
Хочет сбросить мою ладонь и не хочет одновременно. А я глажу его запястье, едва касаясь, поднимаясь к пальцам, и смотрю на четкий профиль. Осознаю, сколько таких дурочек, как я, разных возрастов, смотрят на него так же, с этим восхищением в глазах, и наивно верят, что значат для него больше, чем сигарета, которую, выкуривая, непременно отбрасывают подальше. Слишком красивый и враждебный, как хищник на свободе, не подойти ближе, чем он позволит, иначе раздерет на ошметки.
Потянула его руку к себе, и он поддался, а я поднесла ее к лицу и потерлась щекой о ладонь, втягивая запах сигарет и самой себя. Поднесла к губам и провела ими по коже, не целуя, а едва касаясь, продолжая смотреть на его лицо, на то, как сжал челюсти, но руку не отнимает, а потом провел по моей нижней губе большим пальцем, по скуле к пульсирующей жилке чуть ниже уха, и все тело покрылось мурашками мгновенно. Его нежность — это что-то непередаваемое, удивительное. Я достаточно изучила этого хищника, чтобы понимать насколько нереально то, что сейчас происходит.
— Доброе утро, мелкая. Выспалась?
— Дааа, — я потянулась, как кошка, радуясь тому, что он все еще гладит мою щеку. Руку его не выпустила, сплела наши пальцы и сильно сжала, — а ты не спал?
— Нет… я за рулем, — усмехнулся, а у меня от этой улыбки сердце стонет, ноет, щемит. Боже. Я с ума схожу от него. Я влюблена и не могу, не хочу скрывать этого. Меня раздирает на части от этих эмоций. Я не хочу, чтобы он знал, насколько я помешалась на нем, и понимаю, что сдержать этот ураган никогда не получится.
— Куда мы едем? — смотрю, как щурится от солнца, какие яркие сейчас его глаза. Как кусочки неба. Светлые и прозрачные. Все еще улыбается.
— Вот теперь домой.
— А раньше куда ехали?
— Катал тебя. Говорят, дети хорошо спят в дороге.
Отшвырнула его руку, а он расхохотался. Сволочь.
— Дети? А ночью тоже считал ребенком?
Я опять физически почувствовала, как он напрягся.
— Считал.
Развернулся на трассе и вдавил педаль газа.
— Именно поэтому ты едешь домой. Поигралась во взрослую и хватит. Слишком далеко все это зашло.
— Поигралась? Так вот, как ты думаешь? Я играюсь? А может, это ты играешь со мной в свои взрослые игры? Пожалел, да?
Не ответил, достал из пачки сигарету и открыл окно со своей стороны.
— Останови машину.
Даже внимания не обращает, а у меня восторг растаял как первый снег на солнце, и во рту появился привкус горечи.
— Останови эту чертову машину. Мне надо выйти.
Затормозил на обочине, и я выскочила на улицу, тяжело дыша, обхватывая себя руками, слегка дрожа от утренней прохлады. Скорее почувствовала, как подошел сзади и набросил куртку на плечи, слегка сжал мои руки чуть выше локтей и привлек к себе, вдыхает запах моих волос, а мне все еще горчит на губах и дышать трудно.
Я его сердцебиение спиной чувствую, как и каменные мышцы груди. Мне всегда кажется, что он отлит из гранита. Только под холодным камнем жидкая лава кипит, и я хочу именно ее. Плавиться и гореть, а не мерзнуть от его холодной, циничной сдержанности.
— Я сломаю тебя, девочка. Рано или поздно я тебя раскрошу на осколки, ничего не останется, — обхватил за горло, поглаживая кожу горячими пальцами и зарываясь лицом в мои волосы на затылке, — Черт знает, что творится… Не должно так быть. Ты и я. Не должно. Забудь об этом, — а сам сильнее прижимает к себе и скользит лицом по моим волосам, — мы слишком разные. Нам не светит, понимаешь, маленькая? Не выйдет ничего.