Лабиринты чувств

Дубровина Татьяна

— Простите, где?

— В бурде!

— А! — улыбнулся он. — Это русский юмор? Понял.

— Понял юмор, да? Аркадий Райкин, да? Юрий Никулин? — Возмущению ее не было предела. — Погоди, милый, я покажу тебе цирк на сцене!

Она набрала побольше воздуха в свою могучую грудь и заверещала, имитируя милицейский свисток:

— Фррри-и-и-и! Фррю-у-у-у!

Это сработало как самая надежная сигнализация. Входная дверь распахнулась, и перед Квентином вырос участковый. Правда, кто перед кем «вырос», оставалось невыясненным:

участковый был Джефферсону чуть выше плеча. Однако его загнутые гусарские усы смотрелись весьма браво.

— Что, Маруся? — спросил он у кассирши. — Непорядки?

— Театр сатиры и юмора, — отозвалась Маруся.

— И кто же у нас тут выступает? — Вопрос был риторическим, потому что милиционер, задавая его, глядел на Квентина в упор.

— Да вот, нашлись некоторые. — Кассирша, наоборот, устремила взор куда-то в пространство. — Шутят.

— И что же нас так развеселило? — поинтересовался гусар.

— Господин полисмен, — серьезно начал Джефферсон. — Это не я шутил. Это мисс… или миссис Марусья шутила. А мне совсем не весело. И я не хотел совершать ничего плохого.

— Скажи лучше — не успел! — вмешалась Маруся. — Кто за прилавки заглядывал, а? Спроси его, Петь, чего там искал?

— Чего там искал? — спросил Петя.

— Дверь.

— Изворачивается! — объяснила бдительная миссис Маруся. — Мы тут не дверями торгуем, а едой.

— Какую дверь? — не отставал участковый.

— В дом. Где живут.

— Так он еще и по квартирной части! — догадалась Маруся. — Помнишь, Петь, в том месяце двадцать пятую обчистили?

— Тех поймали, — честно признался Петя. — Напраслину-то, Мань, на человека не вешай.

На всякий случай страж порядка все-таки решил проверить у подозрительного человека с акцентом документы: а может, это злоумышленник из иностранной мафии?

Для чего бравый гусар и пригласил незнакомца вслед за собою в подсобку. Знал, что там непременно глотнет либо коньячку, либо еще чего-нибудь горячительного. Администрация и продавцы не обходят столь важную особу вниманием.

И тут, рядом с подсобкой, Квентин увидел то, что искал: дверь в жилые помещения. Вернее, бывшую дверь. Администрация магазина добилась своего: теперь на стене оставался только оранжевый прямоугольник свежей кирпичной кладки.

Едва участковый с Квентином скрылись за дверями подсобки, в магазин зашла Юлька за пакетом молока.

Глянула на кирпичный проем, подумала с сожалением: «Вот ведь досада, заделали. Жалко им, что ли, было, что люди не по холоду ходят? Теперь приходится в обход добираться. Можно подумать, что проход им как-то вредил».

Пока она пробивала чек, кассирша зашептала ей многозначительно:

— Вы тут поаккуратнее, вам бегать-то не с руки, поскользнуться можете! За покупками лучше мужа присылайте.

— А зачем мне бегать? — Об отсутствии мужа Юля умолчала, понимая, что

это не вызовет большого сочувствия.

— Да туг район неспокойный такой! Сейчас одного прямо вот здесь, в магазине повязали. Я сразу поняла: бандит! Оказалось — точно: и магазины грабил, и квартиры.

Юля улыбнулась:

— Спасибо за информацию, но у меня украсть нечего.

— Ой, зря вы так. Видели бы его только! Такой и зарежет не задумается. Не посмотрит, что ребенка ждете.

— Да что вы! Такой страшный?

— Маньяк!

— А как он выглядит, чтобы иметь в виду, если что?

— Косит под Аркадия Райкина.

— И похож?

— Вылитый.

Документы были проверены. Все как будто в порядке. Участковый успокоился.

И тут иностранец задал вопрос, который выдавал его злые, нечестивые намерения:

— Господин полисмен, вы всех знаете в этом доме?

— Предположим. А кто вас интересует?

— Мисс Юлия Синичкина.

Гусар Петя сразу стал суров: интересы этой женщины он готов был отстаивать не щадя живота своего. Ведь она — знаменитая журналистка и написала о нем в газете. Такими словами написала, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Уж так правдиво, так правдиво! И все про его героизм.

Теперь этот номер, с крупной фотографией, висит у Петра в квартире, в рамочке, на самом почетном месте!

— Зачем вы ее ищете, Синичкину?

Квентин замялся, и его замешательство не укрылось от глаз постового.

— Я хотел бы… сделать ей подарок, — промямлил иностранец.

— Подарок — это хорошо. Подарок — это просто замечательно. А если поконкретнее?

Квентин понял, что и тут никакой информации ему не получить. Отвязались бы поскорее — и то хорошо.

— Часы. Золотые, — нетерпеливо сказал он. — Может быть, вам еще их показать?

Он постарался вложить в эту реплику всю язвительность, на которую только был способен. Однако чувство юмора у русских было, видимо, каким-то своеобразным, потому что полисмен воспринял его заявление совершенно серьезно:

— Да, уж, неплохо бы предъявить.

— «Предъявить» — это, кажется, слово из уголовною лексикона?

— Как умеем, так и говорим, — обиделся участковый. — Предъявляйте. Сами же предложили, чего ж теперь па понятную.

И Квентин предъявил их: часики всегда были при нем, неотлучно.

Петр поднес их к глазам, разглядел пробу золота, поднес к уху: какой механизм там тикает?

Как будто все в норме.

Но… береженого Бог бережет. Тем более Юлия Викторовна в таком состоянии, ей волноваться вредно.

— Не припомню что-то такой фамилии… Как вы сказали?

Синицына?

— Синичкина.

— Нет, не знаю.

Посмотрел вслед уходящему Джефферсону участковый Петр и пробормотал себе в усы:

— Очень захочешь — сам найдешь. Если ты мужик, конечно.

И он, бесспорно, был прав.