Лабиринты чувств
Шрифт:
— Н-ну? Долго будем молчать?
При этом она наклонила голову так, чтобы он мог получше разглядеть шахматную доску, выстриженную у нее на затылке.
Джефферсона передернуло от отвращения… Пожалуй, даже не столько к ней, сколько к себе самому, так глупо попавшемуся когда-то на удочку этой бесстыдной охотницы за мужчинами.
Золото швейцарских часиков жгло ладонь, и Квентин было разжать руку, пусть незаметно соскользнут на половичок и останутся лежать там.
А Джу… Нет, нельзя осквернять имя его любви… А эта чужая ему
Карточная дама, быть может, в тот миг пожалеет о своем превращении. Однако будет поздно.
Любовь необратима, как само время!
И Квентин разжал ладонь.
Но часики почему-то не желали падать. Как будто считали, что им уготована иная, лучшая судьба.
Удивленный, он вытянул руку перед собой. Замочек золотого браслета, оказывается, зацепился за его запонку.
Одалиска с изумлением глядела на сверкающую вещицу.
— Золотишко? — поинтересовалась она, словно прицениваясь.
Квентин зажмурился и сквозь зубы ответил:
— Да.
— Может, даже настоящее?
— Да.
Как искусно она скрывала от него прежде свою алчность! А теперь не скрывает. Вон как корыстно сверкнули зрачки! Вон как сами собой потянулись к вещице тонкие пальцы!
Спасибо судьбе, что она вовремя разлучила их: благодаря разлуке он теперь распознал сущность этой изящной лицемерки.
Маска сорвана, госпожа Синичкина! Возьмите себе «золотишко», и пусть швейцарский подарок станет финальной точкой в ваших отношениях с доверчивым Квентином Джефферсоном.
…В этот момент в глубине квартиры кто-то закашлял, и слабый, с хрипотцой, простуженный голос произнес:
— Что там? Кто — то пришел?
Ведьма-оборотень, по-змеиному извиваясь, обернулась на звук и крикнула в темноту:
— Что я говорила! Наступает перемена участи! Вот он и пошел ко мне, поток миллионеров?
Поток! Именно это слово выхватил слух Квентина. Поток — по-русски означает великое множество.
Если до сих пор Джефферсон все-таки лишь строил предположения, теперь убедился воочию: он для мисс Синичкиной — лишь один из многих, проходная фигура среди целой череды мужчин.
Как жестоко он обманывался и какой крах потерпела его вера… И до чего же это унизительно…
Еще секунду назад Квентин готов был удалиться молча, с достоинством и ледяным презрением. Но коротенькое русское словечко «поток» переполнило чашу его отчаяния.
Нервы у американца не выдержали, и он воскликнул — в полный голос, с горечью:
— Как ты могла, Джулия! Что с тобой стало, Юля!
Какой-то странный звук, похожий на сдавленный стон, раздался из боковой комнатенки и перешел в сухой кашель.
Там что-то упало. Или кто-то упал?
А потом приоткрылась дверь, впустив в коридор сноп электрического света, и возник силуэт еще одного жильца сотой квартиры.
Сначала разглядеть его не было возможности, так как свет падал со спины.
Угадывалось
Женщина, волоча ноги, ковыляла к ним. Она зябко куталась в медвежью шкуру, которая не скрывала выпуклого, торчащего вперед живота.
Вскоре Джефферсону стало видно, что у нее нездоровый цвет лица и отеки под глазами.
Зато сами глаза…
Те самые, которые он знал. Те, что он любил больше жизни и по которым так тосковал. Те. что не обманывают, отражая все, что у человека в душе.
Это были глаза его Джулии.
Юлька не кинулась Квентину на шею и даже не поцеловала его. Она просто привалилась к косяку и успокоенно, умиротворенно произнесла:
— Ну вот. Теперь у них будет настоящая фамилия. Оказывается, для перемены участи стричься вовсе не обязательно…
В тот же день Саммюэль Флинт получил от хозяина телеграмму на красочном бланке. Видимо, бумажную ленту факса Джефферсон счел слишком прозаичной для такого сообщения: «Сэм, друг мой! Готовьте ручку с золотым пером для подписания брачного контракта. Женюсь. На русской в медвежьей шкуре».
Управляющий стукнул кулаком по столу и по-пиратски сплюнул:
— Блин!
К этому времени он достаточно поднаторел в тонкостях русского языка.
Затем он вызвал лучших поваров и распорядился напечь побольше этих тонких лепешек из пшеничной муки, которые у русских подают на свадьбах…
ЭПИЛОГ
Джулия Джефферсон глянула на золотые часики.
— Дети, приготовиться! — скомандовала она. — Скоро выходим в эфир!
Передача «Твикс» была одним из самых популярных в Америке еженедельных телешоу. В ней рассказывалось о близнецах и двойниках всех возрастов, национальностей и эпох.
Джулию, автора и ведущую, узнавали на улицах, с ней здоровались, у нее просили автографы. В каждом семействе Соединенных Штатов она была, как родная.
Зато с се собственным семейством дело обстояло несколько сложнее. Ох уж эти дети! Где они, спрашивается? Только что были здесь, и вот, словно растворились. А ведь им сегодня дебютировать в качестве помощников ведущей! Камеры вот-вот должны быть включены…
Нельзя сказать, чтобы Джулия была так уж рассержена. Ей нравилось, что двойняшки Эдди и Фредди унаследовали от нее неуемное любопытство и страсть к запредельным скоростям. Вихри, а не мальчишки!
Да и странно было бы, если б природа не наделила их непредсказуемыми и бурными характерами. Ведь эти дети были зачаты во время внезапной, ошеломляющей, неожиданной первой весенней грозы. Вот они и носятся повсюду с быстротой молнии и шумят не хуже майского грома!