Лабиринты надежд
Шрифт:
Вставать в девять утра, пить кофе на балконе спальни, выходящей к озеру, затем совершать ряд приятнейших дел, часть которых относилась к заботам по хозяйству, а большинство - к занятиям по самосовершенствованию. Если тебе за сорок, или, вернее - под пятьдесят, а выглядеть необходимо на тридцать, то следует приложить немало усилий. Попотеть на тренажерах, выдержать натиск массажистки, немного заняться лицом, капельку - волосами и уж всерьез - гардеробом. Здесь нельзя упустить ни единой мелочи.
Даже у мольберта графиня выглядела так, словно позировала для рекламы. Узкие брючки, свободный шелковый
– Ма! Господи, ты торчишь здесь уже целый час...
– Заспанная Софи чмокнула её в щеку и, вспрыгнув на каменный парапет, огладелась. Красотища! После Парижа провинциально захолустье просто завораживает. Особенно утром.
– Она потянулась, откинув голову с копной смоляных кудрей.
– Не понимаю, как можно дрыхнуть до полудня в такую погоду.
– Если ты о своих друзьях, дорогая, то господин Хасан, кажется, совершал какой-то ритуал на рассвете. Во всяком случае, горничная доложила, что в его спальне стонали или пели.
– Графиня оттенила стебель пиона темно-зеленым мазком и тут же прошла тем же тоном вокруг.
– Не могу удержаться, чтобы не перетемнить.
– Ма!
– Бухнувшись в плетеное кресло под огромным полотняным зонтом, Софи подставила лицо солнцу.
– Это не я стонала у Хасана, если ты намекаешь. У меня с ним чисто дружеские отношения. Он - аристократ и сноб. Соизволил оказать нам честь своим визитом.
– Девушка фыркнула.
– У этих арабов гипертрофированное самомнение. Но польза от этого красавца все-таки есть - я вколачиваю ему славянский, он помогает мне во французском.
– Если уж ты решила загорать, сними пижаму...
– Графиня собрала краски.
– И предупреди Линду насчет завтрака. У нас не отель, и мы не можем носить кофе в постель каждому из гостей.
– Да не создавай ты проблем! Воспринимай их визит как пикничок на природе. Все просто.
– Девушка рассмотрела босую ступню.
– Гравий колючий.
Графиня рассмеялась - пикничок в замке с трехсотлетними традициями! Этим юным господам повезло, что отец в отъезде. А то пришлось бы выходить к столу при галстуке, переодеваться к обеду, а ужинать в смокингах.
– Генрих ведь появится дома через неделю? Пока немного расслабимся. Сбросив верх пижамы, девушка, ничуть не смущаясь, осталась с обнаженной грудью.
– Выглядишь ты отлично, детка. Но у нас старомодная прислуга.
– А сама снималась в "Плейбое"!
– Тогда я не была ещё графиней. Начинающая актрисулька Снежина Иорданова... Но скандал разразился грандиозный.
– Снежина присела под зонтик, где стоял большой стеклянный стол для домашних обедов или завтраков.
– Не надо шокировать стариков, детка.
К ним направлялась пожилая горничная Линда, исполнявшая обязанности домоправительницы. Софи прикрылась распашонкой.
– Яйца в смятку, тосты, кофе...
– Снежина сделала паузу.
– А мне - огромные сендвичи. С паштетом и компченым окороком, добавила Софи, затем быстро сообщила матери, - В воскресенье все разъезжаются. Но мы затеваем бал и танцы с фейерверками. Я приглашу своих старых друзей. Ты - своих.
–
Между ними с самого начала сложились дружеские отношения. Снежина научила маленькую дочку называть её Ина и рассказывать все самое важное. Когда они приехали в Германию, Софи было десять, и все думали, что она младшая сестра Ины. Та же копна черных жестких кудрей, те же огненные глаза со смоляными ресницами, а главное - смех, звучащий постоянно, словно праздничные колокольчики. Став хозяйкой поместья, Снежина несколько изменила манеры, сочтя уместным акцентировать мягкий, доброжелательный, но в то же время требовательный аристократизм. Так она представляла себе супругу графа Генриха Флоренштайна - представителя одной из самых древних ветвей прусской аристократии.
Пусть не все юношеские мечты Снежины сбылись, но вышло совсем неплохо. Хотя и не сразу. Снежина перешла на третий курс актерского факультета, играя в учебных отрывках Сюзанну в "Женитьбе Фигаро" и Анну Каренина в инсценировке романа Толстого. Ей прочили блестящее актерское будущее, а поклонников было - хоть отстреливай! Но девушка не пользовалась своим успехом - никем не увлекалась, никому не давала надежд на романтическую связь. Она ждала своего Мирчо. Тот собирался развестись, но жена хворала, потом пошли проблемы с сыном, и вдруг все разрешилось само собой.
Звонок разбудил Снежину среди ночи. Часы показывали два. Голос Мирчо дрожал от волнения:
– Мне надо срочно тебя увидеть. Только об этом никто не должен знать.
– Он сказал, что через пятнадцать минут подъедет к дому Иордановых. Теряясь в догадках, Снежина механически оделась и тихонько выскользнула из квартиры.
Шел холодный ноябрьский дождь, по пустым улицам с шумом бежали потоки воды. В свете фонаря поблескивал усыпанный каплями темно-синий "Форд" гордость профессора Лачева. Пробежав по лужам, Снежина нырнула в отворившуюся дверцу.
Прислонившись к рулю, Мирчо молчал. Потом он заговорил монотонно и не очень связно - наглотался успокоительного.
– Катя давно лечила нервы... Наследственная шихофрения, отягощенная тягой к спиртному... Да, я мучил ее... но делал все... Боже...
– Он несколько раз стукнул лбом о затянутый в пластиковый чехол руль.
– Детка, любовь моя...
– Схватив руки Снежины, он целовал их влажными то ли от слез, то ли от дождя губами. В эффектно оттененных серебром густых волосах блестели капли воды.
– Сегодня вечером Катя бросилась с лестницы... ты знаешь, у нас старый дом, лестничные пролеты образуют квадратный колодец, она часто смеялась, заглядывая вниз... Четвертый этаж... черно-белые плиты. Мраморная мозаика в стиле ампир, конец прошлого века...
– Он заплакал.
... Темные дни сменил покой. Похоронив жену, вдовец уехал в путешествие, восьмилетнего сына забрали родители Кати. Лачев читал лекции где-то в Барселоне и по ночам звонил Снежине. Она держала телефон на прикроватной тумбочке и говорила шепотом, закрывая трубку ладонью. Родители, считавшие Мирчо старинным другом семьи, пришли в ужас, когда дочь сообщила им, что намерена выйти замуж за пятидесятилетнего вдовца. Но когда Мирчо вернулся, все уже как-то смирились с этой мыслью. А на свадьбе отец Снежины чуть не рыдал, повторяя: