Лабиринты наших желаний
Шрифт:
— Просто отвезти на концерт, покормить — и домой. Тебя это удивляет?
— Не знаю, — она пожала плечами и призналась: — Я не могу вас просчитать. Вы меня можете, а я вас не могу. Наверное, я лёгкая добыча.
— Нет, Ксения, — ответил он мягко. — Ты не лёгкая. Ты желанная.
— Да, я помню. Вы писали.
— И ещё напишу, если будешь сомневаться. Я не требую от тебя рассказа о том мужчине, который был у тебя первым, но не надо меня с ним сравнивать.
— Я не могу вас с ним сравнивать, — засмеялась Ксюша. — Вы с
Она не стала уточнять, почему, и Игорь Андреевич тоже промолчал. То ли понимал, то ли ему просто не было дела до этой старой истории, которая давно поросла быльём.
Но несмотря на это она иногда всё же мучила Ксюшу ночами…
23
Уже когда они приближались к её дому, Ксюша сказала:
— Извините меня, пожалуйста, Игорь Андреевич.
— А теперь за что? — спросил он спокойно, заезжая во двор.
— За телефон. — Она вздохнула. — Точнее, за мою реакцию. Я сорвалась на вас незаслуженно. Просто из-за Стасиной свадьбы… я сейчас немного стеснена в средствах, и у меня до зарплаты каждая копейка посчитана. Лишняя трата — это по-любому долг.
— Я понимаю. Не извиняйся, девочка.
— Но дело не только в этом, есть ещё кое-что. Этот телефон мы вместе с папой покупали, — призналась Ксюша. — Перед его последним Новым годом. Я много раз думала — может, поменять?.. И не решалась. Чувствовала себя так, словно этим могу предать папу.
Ксюша невольно вспомнила Стасю — у неё телефон тоже был простым, с кнопками, но не настолько древним. Сашка Лебедев — теперь уже Стасин муж — частенько смеялся над ними, говорил, что они с ней «звероящеры».
— Ничего страшного, Ксения, — Игорь Андреевич, улыбнувшись, остановил машину и повернулся к девушке. — И не переживай, пожалуйста. Это вещь, а вещи не бывают вечными. Когда-нибудь это всё равно случилось бы.
Она кивнула, с трепетом глядя ему в глаза. Как хорошо, что он не обиделся и не рассердился. А ей было так стыдно за свои слова. «Для вас это мелочи жизни, а для меня — целая проблема». Прозвучало это ужасно, но Ксюша имела в виду всего лишь то, что это её беда, а не его. А чужие беды всегда кажутся «мелочами жизни».
— Между прочим, ты мне так и не спела, — пожаловался Игорь Андреевич. — Безобразие.
Она засмеялась.
— Как вы тогда сказали? Ещё не вечер. Могу спеть сейчас.
— Давай.
Она ожидала, что Игорь Андреевич так ответит, но всё равно слегка растерялась.
— А… что петь?
— Что хочешь. Спой что-нибудь любимое.
Это было сложно. Миллион выученных песен крутились в голове у девушки, но ни одна не казалась достойной того, чтобы петь её именно сейчас.
И вдруг Ксюшу будто бы кольнуло.
— У моего папы была любимая песня. Самая-самая любимая. Вы её наверняка знаете, Игорь Андреевич…
Она выдохнула, собираясь с мыслями, вспоминая слова… и восхищение, возникавшее в папиных
Дыхание на миг перехватило, а потом она, вздохнув и закрыв глаза, начала.
Я спросил у ясеня: «Где моя любимая?»
Ясень не ответил мне, качая головой.
Я спросил у тополя: «Где моя любимая?»
Тополь забросал меня осеннюю листвой.
Я спросил у осени: «Где моя любимая?»
Осень мне ответила проливным дождём.
У дождя я спрашивал: «Где моя любимая?»
Долго дождик слёзы лил за моим окном…
И пока Ксюша пела, ей чудилось, что и не было ничего. Сейчас она придёт домой, позвонит папе, и он спросит тёплым, как солнце, голосом: «Как ты поживаешь, моя Юшка?»
Он один называл её так. Юшка, Юшенька. Маме подобное сокращение не нравилось, и она называла дочь просто Ксюшей…
… Слёзы выступили на глазах, в груди что-то сжалось, и она с трудом закончила. А когда перестала петь и посмотрела на Игоря Андреевича, удивилась выражению его лица.
— Очень красиво, Ксения, — сказал он серьёзно. — Ты ведь училась этому?
— Училась. Но потом забросила. Мне не нравится выступать на сцене, только петь для себя и близких. Я знаю, вы скажете, что я зарываю талант в землю… мне говорили…
— Не скажу. Это твой талант и ты сама вольна решить, с каким количеством людей им делиться. Но я давно не слышал ничего подобного … Очень чисто. И искренне. Впрочем, как и ты сама.
Ксюша чуть смутилась.
— Спасибо, Игорь Андреевич.
— Не за что, — улыбнулся он. — Пойдём, провожу тебя.
На улице уже стемнело и было прохладно — кажется, собирался дождь. Да и в подъезде, как всегда, оказалось отнюдь не светло — лампочки на первом этаже, естественно, до сих пор не вставили.
Ксюша волновалась, но в то же время предвкушала момент прощания. Стыдно признаться, но пока они ехали в машине, она успела соскучиться по рукам и губам Игоря Андреевича.
И она вновь почувствовала их уже в лифте. Мужчина, встав вплотную, одной рукой гладил девушку по спине, а вторую запустил в волосы, лаская пряди.
— М-м-м, — вздохнула Ксюша, и Игорь Андреевич, улыбнувшись, наклонился и прижался губами к её щеке.
Она никогда не думала, что поцелуй в щёку может быть настолько чувственным. Что можно вот так ласкать губами кожу, осыпая поцелуями каждый миллиметр, отчего Ксюше казалось, что её лицо горит. И нежно, почти неслышно шептать на ухо: