Лабиринты сознания, или Девять кругов моего персонального Ада
Шрифт:
– Ты что-то хотела? – спросил ее мужчина.
– Карандаш и листы… – быстро ответила она. – Иногда наступают периоды, когда мне хочется рисовать, и чем больше, тем лучше!
– Хорошо, – благосклонно улыбнулся он, и подойдя к столу, достал целую пачку бумаги, и, еще не распечатанную, коробку с карандашами. – Я отдам все это санитару, чтобы тебе не носить такую тяжесть, – добавил он, подходя к двери и пытаясь локтем опустить дверную ручку вниз.
– Этого не нужно! – молниеносно, буквально в несколько шагов она оказалась возле него и, быстро забрав все из его рук, прижала бумагу и карандаши к себе так, словно в ее руках были главные
– Все в порядке, – мягко сказал доктор и, показав жестом, чтобы санитар отвел девушку в ее палату, закрыл за ними дверь.
Подойдя к письменному столу, он опустился в кресло так, словно силы покинули его и, потирая глаза правой рукой, тяжело вздохнул.
– И во что ты ввязался на этот раз? – тихо спросил он сам себя, но, поняв, что ответа на данный вопрос пока еще нет в его голове, он открыл глаза и включил лампу, стоявшую слева от него.
Разложив перед собой рисунки, созданные девушкой буквально за несколько минут, он достал карандаш и, взяв в руки портрет Фейеро, начал писать на свободном месте, прямо под портретом:
«Хочется назвать тебя котом и кукловодом. Раз ты привел в ее сознание остальных, значит без сомнения – ты и есть лидирующая личность этой процессии. Двойственность символов и уклонение от прямых вопросов заставляет усомниться в честности и искренности произносимых тобой фраз. Ты преследуешь какую-то вполне конкретную цель, но почему именно эта девушка – это не понятно. Почему это расщепление личности хочется назвать как-то иначе, абсолютно ненаучным термином – тоже хороший вопрос… Я знаю, что ты скрыл от нее, что истинность значений символов твоего безупречного зала: вечное общество, существовашее за много лет до появления людей, славившееся своей ложью, лестью и добивавшееся всего через зарождение неуверенности в душах, сердцах и разуме…»
Перечитав написанное, мужчина невольно ухмыльнулся и, еще раз посмотрев на оставленный ему портрет, положил его к остальным. Взгляд мужчины блуждал по нарисованным лицам. Они были отталкаивающими и притягательными, вызывали чувство страха или просто трепета, и пока только одно лицо вызывало в нем недовольство.
– Я знаю, что ты специально мучаешь ее… Кто же ты, черт тебя побери, такой? – это был единственный вопрос, на который он никак не мог найти ответа.
2 круг сознания: «Здесь множество блюд… Это как бесконечный фуршет…»
«Свинцово-серое небо нависло над этой больницей…» На протяжении вот уже пяти лет – с этой мысли он начинал каждое свое утро, не замечая, как повторение стало неискоренимой привычкой.
Доктор Дональдс уже давно закрылся от всего мира стенами своего кабинета и предпочитал покидать его крайне редко, и то только для того, чтобы пройтись по местам своих воспоминаний, движимый простым желанием: не потерять то немногое, что у него осталось от прошлой жизни. В какой-то степени он и сам был клиентом собственной психиатрической лечебницы, вот только он учился справляться с личными проблемами у тех, кого остальное общество стойко считало ненормальными.
– В какой-то степени мы все ненормальны! – эту фразу он произносил в тот момент, когда к нему обращались родные очередного несчастного человека, потерявшего силы и поддержку окружающих,
– В этом мире так много сумасшедших только потому, что люди больше не умеют полагаться на кого-то еще, кроме себя самих. Одиночество, разрозненность и неумение доверять друг другу – вот основные причины того, что у меня всегда есть и в дальнейшем будут клиенты! – горько ухмыльнувшись, он стоял у окна и смотрел на свинцово-серое небо, нависшее над больницей.
Чем был для него этот кабинет? Кто-то из персонала, работающего на него, считал, что доктор уже давно перестал разделять понятие жилище и работа, и просто еще по какой-то нелепой и одному ему известной причине, до сих пор не перевез свои вещи в кабинет, который он стремился не покидать 24 часа в сутки, 7 дней в неделю.
Кроме того, доктор Дональдс был героем множества сплетен и слухов, разраставшихся по причине его сильной замкнутости.
– Когда я только пришла сюда работать, – говорила его секретарь-ассистент, Эл. – Он не был таким замкнутым, много улыбался и все время торопился покинуть работу за несколько часов до окончания рабочего дня.
– Что изменилось? – недоуменно спрашивали ее медсестры, санитары и другие врачи отделения.
– Не знаю… – в такие моменты девушка задумчиво морщила нос, пытаясь вспомнить, что же на самом деле так могло повлиять на взгляды доктора, но, не найдя ни одного подходящего ответа, драматично вздыхала и задумчиво добавляла. – Просто в один день все переменилось… Резко! Раз – и на работу приехал совсем другой человек!
В такие моменты все задумчиво кивали, делая вид, что понимают, о чем идет речь, и что они удовлетворены полученным ответом. А разойдясь, начинали шептаться по углам, рассказывая истории, одна невероятнее другой. Он знал об этом, но руководствовался правилом невмешательства и просто не замечал происходящего вокруг.
Итак, его кабинет был своего рода цитаделью, местом, где он скрывался от всех, даже от собственных работников. Единственные, кому было позволено нарушать покой этого места – пациенты этой психиатрической больницы. Те, кому нужна была защита не меньше, чем самому доктору Дональдсу.
Робкий стук в дверь. Этот стук был именно робким и неуверенным, даже, несмотря на то, что ей было назначено на это время, девушка все равно чувствовала себя неловко, словно она вторгалась в чужой мир. Тихо открыв дверь, она с некоторой опаской посмотрела на санитара, который стоял в ожидании того, что она зайдет. Возможно, его посещали мысли о том, что девушку можно было бы и затолкнуть, в открывшуюся дверь, но правила больницы запрещали жестокое отношение к пациентам. Вдобавок к этому, все помнили о той истории, которая произошла три года тому назад, когда доктор уволил нескольких санитаров за то, что те толкали пациентов, когда хотели, чтобы они быстрее шли на процедуры или по своим комнатам.
Итак, она стояла на пороге, прижимая ворох листов к груди и ожидая, когда владелец кабинета предложит ей войти. Этот ритуал был необходим для нее, так как иначе, девушка чувствовала себя неуютно.
Доктор Дональдс стоял возле окна, задумчиво глядя на пейзаж, открывавшийся ему из окон больницы. Сколько он там стоял, не было известно никому, даже он сам не мог точно сказать, сколько времени уже прошло, и возможно, если бы не подошедшее время для нового сеанса с Кристал, мужчина простоял бы, глядя в окно до тех пор, пока день не сменился ночью.