Лаборатория империи: мятеж и колониальное знание в Великобритании в век Просвещения
Шрифт:
Причем особенно остро этот вопрос встал в Шотландии во время умиротворения Хайленда и искоренения якобитизма после окончательного разгрома мятежников 16 апреля 1746 г. под Каллоденом, когда претензия на «цивилизованность» была призвана обеспечить защиту от террора королевской армии и право на самооборону в связи с враждебным, «варварским» окружением кланов, поддержавших изгнанных Стюартов [141] .
141
Memorial of the Justices of the Peace, Deputy Lieutenants and others Proprietors in Argyleshire, conven’d at Inveraray, August 20, 1746 // AP. P. 222–224; Memorial of the county of Ross. The Representation of the Barons and Free-Holders of the County of Ross to the Right Honourable the Earl of Albemarle Commander in Chief of His Majesty’s Forces [in Scotland], November 15, 1746 // Ibid. P. 313–315. О восприятии горцев в Нижней Шотландии см. подробнее: M`iorun M`or nan Gall. «The great ill-will of the Lowlander»? Lowland perceptions of the Highlands, Medieval and Modern / Ed. by D. Broun and M. MacGregor. Glasgow, 2007.
Как замечает Л. Вульф, «международные отношения эпохи Просвещения были основаны на
142
Вульф Л. Указ. соч. С. 235. Первый международный договор, в котором карта являлась его неотъемлемой частью, был заключен в 1718 г.: Biggs М. Putting the State on the Map. Cartography, Territory, and European State Formation // CSSH. Vol. 41. No. 2 (Apr., 1999). P. 388.
143
Построение регионов, по мнению И. Нойманна, происходит во многом по тому же принципу, что и построение наций у Б. Андерсона: «…реальность в пространстве свидетельствуется территорией, реальность во времени — вопрос „добывания“ себе истории»: Нойманн И.Б. Использование «Другого». Образы Востока в формировании европейских идентичностей. М., 2004. С. 158.
С одной стороны, риторические стратегии и приемы, применявшиеся Джоном Грэмом из Клэверхауза, 1-м виконтом Данди, командовавшим армией Якова Стюарта в Шотландии в 1688–1689 гг., в корреспонденции с сувереном были направлены на «создание» региона, сражающегося за «законную» династию и всегда бывшего ей лояльным и преданным. В такой интерпретации географического пространства Горная Шотландия занимала центральное геостратегическое положение для якобитов. Собственно, именно Хайленд и представлялся как «настоящая» Шотландия, верная своему королю. Речь в данном случае шла о попытке представить регион таким образом, чтобы к краю, к которому принадлежит сам пишущий (как сражающийся там полководец) и в котором он не обладает наибольшей военно-политической властью (что характерно для его сторонников-якобитов в этот период в Ирландии), было привлечено самое пристальное внимание со стороны короля Якова Стюарта. Клэверхауз считал основным фронтом в войне с вильямитами свою родную Шотландию [144] .
144
Виконт Данди рассчитывал на «5000 или 6000» солдат из Ирландии (во всяком случае, убеждая в том своих реальных и потенциальных сторонников) — см., напр.: Viscount of Dandee to the Earle of Melfort. May in Lochaber, June 27, 1689 // Grahame J. Letters of John Grahame of Claverhouse, viscount of Dundee, with illustrative documents. Edinburgh, 1826. P. 51.
Яков Стюарт полагал, что решающий бой Вильгельму Оранскому нужно дать все же в Ирландии, а потому помощь виконту Данди ограничил отрядом полковника Александра Кэннона в 500 человек [145] . В этом смысле Клэверхаузу было проще найти общий язык с режимом Реставрации Карла II Стюарта. «Веселый король» усмотрел в ковенантерах Гэллоуэя, видимо, большую опасность, нежели его брат и наследник в вильямитах в Шотландии, открыв сезон «убийственных времен», чья атмосфера очень точно передана сэром Уолтером Скоттом в «Пуританах» и самим виконтом Данди в его эпистолярном наследии [146] .
145
СР. P. VII; Account of loss, My Lord Forbes lands sustained by the Robberies and depredations of the Highlanders, Anno [16]89 and [16]90 // HPJP. Vol. 1. P. XIV–XVI.
146
«Шотландский бард» при этом подчеркнул, что проблему ковенантеров для Карла II во многом решали именно горцы: «Мортон, кроме того, заметил и несколько сильных отрядов горцев, спустившихся со своих гор из районов близ границ Нижней Шотландии и… в такой же мере ненавидевших западных вигов, в какой последние ненавидели и презирали их. Они выступили под предводительством своих вождей и составляли особое подразделение этого грозного войска»: Скотт В. Пуритане. М., 1990. С. 308. Подробнее об участии горцев в этих событиях см.: Elder J.R. The Highland Host of 1678. Aberdeen, 1914; Stewart R. The Savage as Peacemaker: the Highland Host of 1678 // Scottish Tradition. Vol. XX (1995). P. 30–43.
С другой стороны, Хайленд как «избыток Ирландии» — в этнокультурном смысле во многом продолжение Изумрудного острова — это риторический прием в дискурсивной практике британских чинов, призванный помочь избежать объяснений и обвинений по поводу того обстоятельства, что почти половина Шотландии являлась частью королевства лишь формально. Этот факт становится более очевидным, учитывая, что параллельно с этой культурной исключительностью утверждалась принципиальная возможность и необходимость культурного и политического объединения англичан и шотландцев в рамках заключенной Англией и Шотландией унии [147] .
147
Ирландская и хайлендская политика Лондона предполагала альтернативную интерпретацию культурной географии Британских островов, при которой подчеркивался временный характер этнокультурного, военно-политического и социально-экономического разделения. По мнению генерал-прокурора Ирландии при Якове I (VI) Стюарте, сэра Джона Дэвиса, разделявшемуся многими участниками колонизации «Изумрудного острова», Ирландия и Англия (после унии корон 1603 г. и Шотландия) в процессе «цивилизации» первой (как интеграции) станут практически единым целым: «Мы можем полагать и надеяться, что следующее поколение [ирландцев] станет по языку и в сердце и во всем остальном англичанами; так что не будет различий или отличий, но только Ирландское море между нами»: Davies J. A Discource of the True Causes Why Ireland Was Never Entirely Subdued, nor Brought under Obedience of the Crowne of England, until the Beginning of His Majesties Happie Raigne // Ireland under Elizabeth and James the First described by Edmund Spenser by Sir John Davies Attorney-General for Ireland under James the First and by Fynes Moryson Secretary to the Lord Mountjoy, Lord Deputy / Ed. by H. Morley. London, Glasgow, Manchester, and New York, 1890. P. 335–336.
В широком политическом контексте обе партии находились в поисках Британии. Ее конкурирующие образы были представлены «Тремя Королевствами» Стюартов и «Соединенным Королевством Великобритании и Ирландии» Ганноверов. В первом случае в качестве важнейшего принципа географического воображения выступала лояльность «законной» династии, во втором — протестантское престолонаследие и «цивилизованность» (общие религиозные, политические и культурные принципы).
Гэльская периферия интерпретировалась, таким образом, в Лондоне как регион, который не только в географическом, но и в культурном и социально-экономическом отношении примыкал к остальной части подвластных Короне земель, определяя границу между «цивилизацией» и «варварством». Речь шла о двух. Ирландиях и двух Шотландиях: гэлоговорящие Ирландия и Горная Страна стояли за Стюартов; протестантская Ирландия и шотландские Равнины — за Вильгельма Оранского, а затем за Ганноверский дом. При этом в свете ожидавшейся зарубежной поддержки мятежников гэльские окраины воспринимались как «ворота» в Англию и Нижнюю Шотландию.
Хайленд в отчетах чинов и агентов правительства конца XVII — первой половины XVIII в. — пример трансформации стратегии регионального господства в целях соответствия новым требованиям и обстоятельствам расширения британского присутствия в Горной Стране. При этом дискурс официальных властей выступал как дискурс культурный и геополитический. С одной стороны, фоном для описаний гэльской Ирландии и гэльской Шотландии был интенсивный процесс самоидентификации англичан и шотландцев в процессе формирования новой британской идентичности. С другой стороны, разговор об этих окраинах был связан с угрозой иностранного вторжения. В результате для правительственных комментаторов эти области являлись в культурном и политическом смысле частью единого целого. Этот факт подтверждается эффективным использованием языка в качестве аналитического критерия при конструировании внутренне однородного ареала: ирландский язык оказывался структурообразующей этнокультурной особенностью гэльской Ирландии и Горной Шотландии [148] .
148
См., напр.: Macdonald F.A. Ireland and Scotland, 1560–1760: the historical perspective on the Gaelic dimension. PhD Thesis. Glasgow, 1995; McLeod W.C. Divided Gaels. Gaelic Scotland and Gaelic Ireland, 1200–1650: perceptions and connections. PhD Thesis. Edinburgh, 2000. Томас Пеннант, один из самых известных натуралистов Великобритании второй половины XVIII в., составляя «Карту Шотландии» (1777 г.), все еще подумывал, не обозначить ли «Хайлендский рубеж» исходя из особенностей лингвистической географии, подразумевая границы распространения ирландского языка: Walters G. Thomas Pennant’s Map of Scotland, 1777: A Study in Sources, and an Introduction to George Paton’s Role in the History of Scottish Cartography// IM. Vol. 28 (1976). P. 124. Подробнее о роли языка в этнографических изысканиях британских комментаторов реалий Хайленда в «долгом» XVIII в. см. главу 2.
Однако не одни языковые и культурные особенности придавали гэльским окраинам целостность. Они почти точно совпадали с театром якобитских войн Вильгельма Оранского (первых, в длинной их череде между 1689 и 1759 гг.) и, соответственно, с эпистолярным пространством его комментаторов в Горной Стране, администраторов и генералов. Война не только приковывала внимание к отдельным местностям и географическим названиям, но также устанавливала связи и соотношения между ними (и вместе с тем была одним из способов поддержать и навязать сопернику свое определение региона). Якобитские войны 1689–1691 гг. превратили в единый театр военных действий почти всю Ирландию и Горную Шотландию, поместив их на одну военную карту — география войны также способствовала формированию неразделенного представления о гэльских окраинах.
География «Горной войны» командующего королевскими войсками в Шотландии генерала Маккея с самого начала включала и карту Ирландии (как и его «Война в Ирландии» неизменно затрагивала и Горный Край) [149] . По мнению М. Фуко, «некоторые пространственные метафоры являются одновременно географическими и стратегическими, и это вполне естественно, ибо география выросла в тени войск. Между географическим и стратегическим дискурсом наблюдается круговращение понятий. Регион географов — это военный регион (от regere — править)» [150] . О том же в определенном смысле пишет Пьер Бурдье, когда утверждает, что конкуренция географических образов «конституируется борьбой за определение „региональной“ или „этнической“ идентичности» [151] . В этом смысле, перефразируя известное выражение Карла фон Клаузевица, можно сказать, что география — это продолжение политики другими средствами.
149
Маскау Н. Memoirs of the War carried on in Scotland and Ireland. 1689–1690. By Major General Hugh Mackay, Commander in Chief of His Majesty's Forces. With an appendix of original papers. Edinburgh, 1833.
150
Цит. по: Нойманн И.Б. Указ. соч. С. 160.
151
Бурдье П. Идентичность и репрезентация: элементы критической рефлексии идеи «региона» // Ab Imperio. 2002. № 3. С. 45–60 (впервые работа опубликована в 1980 г.).
Северный канал и Ирландское море, таким образом, скорее объединяли, чем разделяли ирландский и хайлендский берега не только в экономической, политической, культурной реальности, более характерной для XVI — первой половины XVII в., но и в репрезентациях конца XVII — первой половины XVIII в. От шотландского Кинтэйра до ирландского Энтрима — чуть больше 24 км, и такая географическая близость на фоне подтверждаемых этнографией выводов провоцировала восприятие Горной Страны как части гэльской Ирландии. Не исключено, что такое игнорирование или преувеличение было следствием несовершенства картографических приемов и методов этнографического анализа, но в контексте борьбы с якобитами такая картографическая условность приобретала политический смысл.