Лаборатория империи: мятеж и колониальное знание в Великобритании в век Просвещения
Шрифт:
Как образно сообщает об этой особенности жизни в шотландских горах Уолтер Скотт, «Эддисон или Поуп, по всей вероятности, сильно удивились бы, узнав, что на одном с ними острове живет личность, подобная Роб Рою, — столь странного нрава и занятий. Эта резкая противоположность между утонченной, цивилизованной жизнью по одну сторону границы Горной Страны и беззаконными, дикими похождениями, какие спокойно замышлял и совершал человек, проживавший по другую сторону этого воображаемого рубежа, создавала живой интерес вокруг его имени». «Своей славой, — поясняет чуть ранее автор, — он был в значительной мере обязан тому обстоятельству, что проживал у самой границы Горной Страны и в начале восемнадцатого столетия разыгрывал такие штуки, какие приписывают обычно Робин Гуду в Средние века, — и это в сорока милях от Глазго, большого торгового города с почтенным университетом!» [122] До Лондона было еще дальше, и это, несомненно, прибавляло неизвестности.
122
Scott W. Manners, Customs and History of the Highlanders of Scotland. Historical Account of the Clan MacGregor. Glasgow and London, 1893. P. 116.
Впрочем,
Между тем описание наиболее распространенного механизма пересечения горцами «Хайлендского рубежа» обнаруживаем так же у Скотта (и его заочного информатора лэрда Гэртмора, сведения которого через сто лет послужили целям литературного свойства): «Скот, главный предмет торговли в горных местностях, пригоняли на ярмарки в пограничной полосе Нижней Шотландии отряды бряцавших оружием горцев» [124] . Причем торговые предприятия этого рода не прекращались ни до, ни после якобитских мятежей, и одни и те же жители Горного Края могли, еще вчера поддерживая своими палашами изгнанных Стюартов, назавтра вести оживленную торговлю со сторонниками дома Ганноверов.
123
См., напр.: Stevenson D. The Hunt for Rob Roy. The Man and the Myths. Edinburgh, 2004. P. 194–222.
124
Scott W. Op. cit. P. 136; Graham N. Op. cit. P. 348–350. См. подробнее: Koufopoulos A.J. The cattle trades of Scotland, 1603–1745. PhD Thesis. Edinburgh, 2005.
Несомненно, существовало промежуточное пространство между историческим передним краем вторжения британской культурной традиции (в широком смысле слова) и задним планом отступления феодально-клановых отношений в Хайленде. В результате между запиравшими горные перевалы фортами и местным окружением возникали длительные связи и взаимодействия. Сохранялось и определенное недоверие с обеих сторон. Зажатые между часто противоположными интересами Лондона-Эдинбурга и собственных лордов, жители «Хайлендского рубежа» как в Верхней, так и в Нижней Шотландии изо всех сил старались сохранить нейтралитет, заверяя обе стороны в своем дружественном к ним отношении и при этом поддерживая силой оружия, влиянием или материально и тех и других [125] .
125
Двусмысленное поведение Роберта МакГрегора во время мятежа якобитов в 1715–1716 гг. служит ярким и во многом типичным примером, иллюстрирующим эту пограничную логику. В шотландской балладе о битве при Шериффмуре 13 ноября 1715 г. высмеивается поведение «шотландского лиходея», возглавившего отряд МакГрегоров и МакФерсонов:
Роб Рой на горе Стоит в стороне — Караулит добычу, известно, Закончился бой, А наш-то Роб Рой — Он так и не двинулся с места.Цит. по: Scott W. Op. cit. P. 161 (перевод дан по изданию: Скотт В. Собр. соч.: В 8 т. М., 1990. Т. 4. С. 33).
В 1725 г. в письме командующему королевскими войсками в Шотландии генералу Уэйду с просьбой о помиловании Роб Рой в свое оправдание замечает, что он не только избегал выступать против войск короля, но, напротив, доставлял им время от времени полезные сведения. В подтверждение собственных слов он изъявил готовность сослаться на герцога Аргайла: Campbell R. [Robert MacGregor, Rob Roy]. Letter of Submission to His Majesty [1725 г.] // Burt E. Op. cit. P. 333–335.
Война и мир в привычном понимании переставали существовать уже у подножия Грэмпианских гор, приобретая на рубежах Горной Страны, еще слабо и нестабильно в первой половине XVIII в. контролировавшейся Лондоном, локальный характер. Вожди, губернаторы фортов и такие добровольные агенты правительства в крае, как, например, Джеймс Грэм, маркиз Монтроз, крупный магнат на «Хайлендском рубеже», порой самостоятельно решали вопросы войны и мира с соседями (как, например, в случае с противостоянием маркиза Монтроза и Роб Роя).
При этом одни и те же поступки по одну сторону Грэмпианских гор трактовались как рейды за добычей, право наследственной юрисдикции, вооруженные выступления за «доброе дело» изгнанных Стюартов, а по другую рассматривались как набеги и воровство, «предательское возмущение против законного короля, правительства и истинной веры». Такое двойственное положение вещей являлось источником дополнительных трудностей в определении географии «Хайлендской проблемы». Несмотря на попытки картографировать военно-политические реалии Хайленда, безопасные маршруты и топографические ориентиры являлись таковыми часто лишь на карте. Для горцев не представляло труда оставаться за пределами географического знания ответственных чинов и вне сферы их политического влияния.
География законности на британских окраинах позволяет шире взглянуть на ситуацию в Горной Стране
126
Ellis S.G. Frontiers and Identities in the Historiography of the British Isles // Frontiers and identities: exploring the research area / Ed. by Lud’a Klusakova and Steven G. Ellis. Pisa, 2006. P. 69; Morgan R., Power G. Enduring Borderlands: the Marches of Ireland and Wales in the Early Modern Period // Frontiers, regions and identities in Europe / Ed. by S.G. Ellis, R. Eber, J.-F. Berdah and M. Reznik. Pisa, 2009. P. 106.
127
Gould Е.Н. Zones of Law, Zones of Violence. The Legal Geography of the British Atlantic, circa 1772 // WMQ. Third Series. Vol. 60. No. 3 (Jul., 2003). P. 509.
В этом смысле географическая неопределенность в установлении границ «Хайлендской проблемы» представляла собой типичный колониальный случай. Картографы и комментаторы были вынуждены активно воображать эту сложную и с трудом поддававшуюся упрощению на письме и карте реальность: «Законы здесь никогда не применялись, никогда споры не решались властью судьи. Судебный исполнитель не смеет и не может выполнять здесь свои обязанности, и многие селения лежат милях в тридцати от местожительства людей, облеченных законной властью. Короче говоря, здесь нет порядка, нет власти, нет правительства!» [128] В результате чины как в центре, так и на периферии королевства представляли границы края не только как культурно и этнически определяемый «Хайлендский рубеж», но и как границу правоприменительных практик (наследственная юрисдикция магнатов и вождей отменена актом парламента только в 1747 г. [129] ).
128
Graham N. Op. cit. P. 344.
129
Act for the abolition heritable jurisdictions in Scotland, 1747 // EHD. P. 662–664.
Благодаря такой логике географического воображения и администрирования они получали, несомненно, большее пространство для маневра и дополнительное время для забвения или решения «Хайлендской проблемы». Признавая наличие разделенной юрисдикции в королевстве, зафиксированной в договоре об Унии и привязанной к географии Горного Края, Лондон вплоть до последнего мятежа якобитов 1745–1746 гг. выстраивал отношения с гэльской окраиной не на унификации и принуждении. Напротив, интеграционные процессы до определенного момента базировались на признании и принятии уникального правового статуса Хайленда, который не только подтверждал наличие «Хайлендской проблемы», но и позволял точнее определить ее географию, а следовательно, и пути ее решения.
Между тем в той же мере, в какой биография Роб Роя иллюстрирует выводы британских комментаторов о «Хайлендском рубеже» в первой трети XVIII в., незавидная участь его сыновей может рассматриваться в качестве свидетельства постепенного исчезновения этой воображаемой границы в середине XVIII в. как в сознании авторов сочинений об умиротворении Горной Страны, так и в повседневной юридической практике. 13 июля 1752 г., 15 января 1753 г. и 24 декабря 1753 г. в Эдинбурге состоялись судебные процессы над Джеймсом, Данканом и Робином Ойгом (младшим) МакГрегорами. Всех троих обвиняли в «вооруженном вторжении» и «насильственном похищении» из собственного дома в ночь на 3 декабря 1750 г. некой Джин Кей (или Райт) в качестве невесты для последнего.
При этом если средний из братьев, Данкан, был оправдан, а старший, Джеймс, оправдан частично, что изымало дело из разряда тяжких преступлений, каравшихся смертью, то Робин Ойг был приговорен закончить дни на виселице, что с ним и случилось 14 февраля 1754 г. [130] Печальная участь младшего сына Роб Роя наводит на резонный вопрос: что же восторжествовало на судебном процессе 24 декабря 1753 г. — сила права, на чем настаивало обвинение и чему не особенно противилась защита, или право силы, о чем еще долго говорили в родных МакГрегорам горах Балкуиддера? [131]
130
Scott W. Op. cit. P. 190–210.
131
The Trials of James, Duncan, and Robert M’Gregor, three sons of the Celebrated Rob Roy, before the High Court of Justiciary, in the Years 1752, 1753, and 1754. To which is prefixed A Memoir relating to the Highlands, with Anecdotes of Rob Roy and his Family. Edinburgh, 1818.