Лаборатория империи: мятеж и колониальное знание в Великобритании в век Просвещения
Шрифт:
Большая их часть так и осталась до поры невостребованной (в особенности в том, что касалось реформирования феодально-клановых отношений в Горной Шотландии), однако об успехе интеллектуальных предприятий такого рода лучше судить на расстоянии. Возникновение одновременного общественного и правительственного интереса в 1746 г. (вслед за подавлением последнего мятежа якобитов, вновь нашедшего опору в Горной Стране) к сочинениям комментаторов первой половины 1720-х гг. (первыми изложивших социально-экономическую составляющую «Хайлендской проблемы» не с точки зрения магнатов и/или вождей, но как представленную подготовленному взору чиновника практическую задачу с «профессионально» рассчитанным алгоритмом ее разрешения) служит своеобразным подтверждением того, что их соображения, пусть и с задержкой почти в четверть века, в конечном итоге дошли до предполагаемого ими адресата — официальных властей, решительно настроенных на модернизацию Горного Края в сотрудничестве с компетентными комментаторами местных реалий [591] .
591
В рамках публичного дискурса речь идет о памфлете, опубликованном в Эдинбурге в 1721 г. и переизданном в Лондоне в 1746 г.: A Letter to an English Member of Parliament, from a Gentleman in Scotland, concerning The Slavish Dependencies, which a great Part of that Nation is still kept under, by Superiorities, Wards, Reliefs, and other Remains of the Feudal Law, and by Clanships. Containing Very good Hints for reforming the Highlands, and preventing Rebellion for the future. First printed at Edinburgh in 1721. London, 1746.
Первым (и единственным в своем роде в публичном пространстве Великобритании до 1745 г.) в этом ряду появилось пространное «Письмо к английскому члену парламента от джентльмена в Шотландии…», опубликованное в 1721 г. [592] К этому времени в Северной Британии уже пять лет действовали комиссары правительства по конфискациям имений мятежников, выступивших против Короны на стороне якобитов в 1715–1716 гг., предвосхищая мероприятия правительства по умиротворению этой части Соединенного Королевства после подавления мятежа 1745–1746 гг. [593]
592
A Letter to an English Member of Parliament, from a Gentleman in Scotland…
593
A Selection of Scottish Forfeited Estates Papers 1715; 1745 / Ed. by A.H. Millar // PSHS. Edinburgh, 1909. Vol. LVII.
Так что когда преподобный Джон Уилсон, автор памфлета, уже на титульном листе кратко обозначил незамысловатым косым типографским набором содержание феодального права и клановых отношений в Горной Стране, а также их связь с мятежом, такая визуализация текста была призвана расставить акценты не только для верного понимания читателями авторской мысли, но и для ее грамотной интерпретации вовлеченными лицами в рамках актуальной шотландской политики.
Из этой увлекательной первой страницы, недвусмысленно ранжировавшей значение положений «Письма…» различными печатными шрифтами, становилось известно, что оно «касается различных форм рабской зависимости, в которых удерживается значительная часть [шотландского] народа как посредством магнатств, военных держаний, права опеки и других остатков феодального права, так и при помощи клановости», а также содержит «замечательные предложения по реформированию Хайленда и предотвращению в будущем мятежа» [594] .
594
A Letter to an English Member of Parliament, from a Gentleman in Scotland… P. 1.
Новая стратегия репрезентации феодально-клановых отношений в Горной Шотландии предполагала интеллектуальную атаку на мнение заинтересованных сторон по двум основным направлениям: историческим изысканиям и юридическому анализу. Первые, обозначая угрозу и наполняя ее конкретным фактическим материалом, представляли собой обращение к прецедентам из сферы политической истории; второй, предлагая способы ее устранения, опирался на аргументы из области права.
Свое видение угроз преподобный представил как серию исторических фактов. Цепь опасных событий тянулась из глубины веков: «Заглянувшие в нашу историю обнаружат, что главы кланов часто поднимались на мятеж против наших принцев и часто вели войну друг против друга, нарушая спокойствие народа». Чем ближе к современности, тем более конкретными становились примеры: «Во времена Карла II [Стюарта], когда папизм и рабство замышлялись для нас, армия из 10 000 или 12 000 этих горцев была приведена на запад Шотландии», чтобы сломить оппозицию режиму Реставрации в среде ковенантеров, действуя «как во вражеской стране» [595] .
595
A Letter to an English Member of Parliament, from a Gentleman in Scotland… P. 8.
После Славной революции «эти вожди и магнаты причинили изрядное беспокойство Вильгельму Оранскому», разбив войска генерала Маккея в битве при Килликрэнки. При королеве Анне «ежегодные пенсии выплачивались главам как папистских, так и протестантских кланов», что на практике означало «поддержание сторонников Претендента в Горной Стране в состоянии готовности к воинской службе». Не в интересах Короны, надо полагать, и «два мятежа в нашей стране с начала правления его Величества очевидно подтверждают», что сохранение феодального права представляет «для него и для всей королевской семьи большую угрозу» [596] .
596
Ibid. P. 8–9.
Сохранение и закрепление этих магнатств (пассивной хайлендской политикой Лондона и актом об Унии) закладывают основы для содержания постоянной армии в Соединенном Королевстве даже в мирное время: «Вам прекрасно известно, сколь многочисленны наши магнаты и вожди кланов [„150 лендлордов и 34 клана представлены по листам, прикрепленным к записям заседаний седьмого парламента Якова Стюарта“] и каким огромным числом приверженцев они располагают… в Горном Крае» [597] .
597
Ibid. P. 13–14.
«Хайлендская
598
Вопрос о необходимости, численности и размещении регулярной королевской армии постоянно присутствовал в британском политическом дискурсе на протяжении XVIII в., вызывая бурные дискуссии и яркие образы «деспотической власти» времен Протектората Кромвеля и Реставрации Стюартов в XVII в.; см., напр.: The Argument against a Standing Army, Discuss’d. By a True Lover of his Country. London, 1698; Reasons against a Standing Army. London, 1717; Some Thoughts on the Land Forces, Kept up in this Kingdom. London, 1739; A Proper Answer to the By-Stander. London, 1742; Seasonable and Affecting Observations on the Mutiny-Bill, Articles of War and Use and Abuse of a Standing Army. In a Letter from a Member of Parliament to a Noble Lord. London, 1750; A Consultation On the Subject of a Standing Army, held at the King’s-Arms Tavern, On the Twenty-eighth Day of February 1763. London, 1763; Consideration on Militias and Standing Armies. By a Member of Parliament. London, 1782.
При этом, принимая во внимание веяния времени, оказалось возможным проводить четкую грань между постоянной армией под началом паписта и постоянной армией, которая «никогда не сделает британцев рабами», подчиняясь протестантскому королю и сдерживая натиск католической Франции (укрепляя Британскую империю дома, в Горной Шотландии, и расширяя ее за рубежом) [599] . Определяя эту разницу в контексте постижения феодально-клановых отношений в крае, автору, как истинному легалисту, казалось очень важным отметить, что первая существовала за счет «деспотической власти вождей и магнатов», в то время как вторая «набиралась и содержалась для защиты нации, оплачиваемая общественными налогами, собранными со всего народа… И эти регулярные части единственные, которые король и парламент могут использовать для воинской службы» [600] .
599
На особую роль гарнизонной службы в Хайленде в изменении отношения к постоянной армии в Великобритании историки впервые обратили внимание в рамках изучения британского фискально-военного государства, прилагая к военному присутствию в крае имперскую проекцию и подчеркивая значение вооруженных сил в политической стабилизации и коммерческом росте европейских государств раннего Нового времени: Houlding G.A. Fit for Service: The Training of the British Army. 1715–1795. Oxford, 1981. P. 34–36, 63–64, 409–412; Brewer J. The Sinews of Power. War, money and the English state, 1688–1783. Cambridge, 1989. P. 42–45; Harling P., Mandler P. From «Fiscal-Military» State to Laissez-Faire State, 1760–1850 // JBS. Vol. 32. No. 1 (Jan., 1993). P. 47–52; Black J. Britain as a Military Power, 1688–1815. London, 1999. P. 20–34, 44; MacKillop A. «More Fruitful than the Soil»: Army, Empire and the Scottish Highlands, 1715–1815. East Linton, 2000. P. 13–40; Conway S. War, State and Society in Mid-Eighteenth Century Britain. Oxford, 2006. P. 34–50, 56–82.
600
A Letter to an English Member of Parliament, from a Gentleman in Scotland… P. 25–26.
Юридическая сторона вопроса включала в себя апелляцию к правовой традиции Англии и правовым основаниям Великобритании, то есть к акту об Унии. В обоих случаях речь шла о необходимости привести британские королевства в общее правовое поле, распространив на Шотландию те свободы от различных форм феодальной зависимости, которыми Англия к моменту заключения Унии, предполагающей юридическое равенство подданных Соединенного Королевства, уже обладала [601] .
В этом смысле Уния становится и критерием определения степени взаимной интеграции Англии и Шотландии и продвижения на пути к созданию единой британской нации. Не мудрствуя лукаво, автор в самом начале памфлета выдает квинтэссенцию своих соображений по этому поводу. Чернильным готическим шрифтом Джон Уилсон дословно цитирует преамбулу к акту парламента Карла II Стюарта от 1672 г., ликвидировавшему рыцарские держания в Англии. Попутно упоминается и Генрих VII Тюдор, «освободивший общины от зависимости от лордов», однако правление «веселого короля» в данном случае представлялось преподобному более подходящим примером приобретения англичанами свободы от норм феодального права, о которой шотландцы могли пока только мечтать [602] .
601
Ibid. P. 3–8.
602
Ibid. P. 4–5.
При этом, как и в случае с использованием весьма ангажированной и болезненной для Англии темы постоянной королевской армии, автор вновь обращается за риторической и идейной поддержкой к одной из важных и чрезвычайно дискуссионных проблем общественно-политической жизни Соединенного Королевства, куда она перебралась вместе с английским парламентом, — к теме «готской конституции» и соответствующей интерпретации феодализма как явления общеевропейского (что нормализовало социально-экономическую реальность Горной Страны и задавало ей вполне определенный вектор развития) и вместе с тем исторического, преходящего (вполне в духе работ антиквариев, отражавших процесс «рождения» социального и «открытия» времени) [603] .
603
Сумма представлений, определявшая позицию антиквариев (в том числе в вопросах правовой традиции в Англии и Шотландии), была с легкостью воспринята интеллектуалами-эрудитами Великобритании в XVIII в., включая ракурсы антикварного сознания (среди которых исторический и правовой занимали ведущее место), профессиональную терминологию (делавшую исторические исследования похожими на юридические трактаты и наоборот) и характерное отношение к историческому факту (при котором актуальный политический контекст был зачастую важнее). Неудивительно, что «идиоматический словарь» политико-правовых и историко-правовых построений эпохи включал заметную антикварную составляющую. Представляется весьма примечательным то обстоятельство, что, несмотря на то что оригинальная и влиятельная школа историописания сложилась в рамках антикварных штудий на рубеже XVI–XVII вв., в организационном плане Антикварное общество, несмотря на предпринятые ранее усилия, приобрело официальный статус лишь в 1707 г., совпав по времени с заключением Англией и Шотландией унии: Федоров С.Е. Антикварное историописание: история и современность в яковитской Англии. СПб., 2007. С. 4.