Лагерь Хауксбиль
Шрифт:
Обернувшись, он увидел, что позади него стоят Дон Латимер и Нед Альтман.
– Вы давно здесь?
– спросил он.
– Минуты две, - ответил Латимер.
– Мы не хотели беспокоить тебя. Ты, как нам показалось, о чем-то очень напряженно думал.
– Просто грезил, - пояснил Барретт.
– Мы здесь принесли кое-что, на что стоило бы взглянуть, - сказал Латимер. Барретт увидел в его руке бумаги.
– Мы принесли это, чтобы ты прочел сам, - живо сказал Альтман.
– Что это?
– спросил Барретт.
– Заметки Ханна.
10
Несколько секунд Барретт колебался, не
Но, разумеется, нужно было знать, что Ханн думает о своем пребывании здесь. Обязанности руководителя лагеря были важнее, чем моральный кодекс. Поэтому-то Барретт и попросил Латимера приглядывать за Ханном. И предложил Рудигеру взять Ханна на рыбалку. Следующий шаг Латимер совершил по своей воле, без понуждения Барретта.
– Не уверен в том, что мне это нравится, - наконец проговорил Барретт, - совать нос в чужие дела...
– Нам нужно глубже узнать этого человека, Джим.
– Да, это так, но любое общество должно следовать принятым в нем нормам поведения, даже когда необходимо защищаться от возможных противников. Мы требовали этого от синдикалистов, помнишь? Они же вели грязную игру.
– А разве мы - общество?
– спросил Латимер.
– А что же еще? Сейчас мы представляем собой все население планеты. Микрокосмос. А я представляю государство, которое обязано соблюдать установленные им самим нормы. Мне очень не хочется заниматься этими бумагами, которые ты принес, Дон.
– Мне, кажется, мы обязаны посмотреть их. Когда в руки государства попадают важные улики, оно обязано их проверить. Я имею в виду, что в данном случае речь идет не о нарушении неприкосновенности личности Ханна. Нам нужно заботиться о личном благополучии тоже.
– В бумагах Ханна есть что-нибудь существенное?
– Еще какое!
– вмешался Альтман.
– Он виновен, черт побери!
– Запомните, - холодно произнес Барретт.
– Я не давал никаких распоряжений передать мне эти документы. То, что вы сунули нос в дела Ханна, - это дело взаимоотношений между вами и Ханном, по крайней мере, до тех пор, пока я не увижу, что есть причина как-то действовать по отношению к нему. Вы это себе четко представляете?
Латимер скривился:
– Предположим, я нашел эти бумаги засунутыми под матрас Ханна после его ухода в море с Рудигером. Я понимаю, что не должен нарушать тайну его личной жизни, но мне нужно было посмотреть, что он пишет. Так вот, он шпион, в этом нет никаких сомнений.
Он протянул сложенные листы бумаги Барретту. Тот взял их и быстро просмотрел, не читая.
– Я посмотрю их чуть позже, - сказал он.
– И все же, что он там пишет? Несколькими словами.
– Это описание лагеря и очерки о большинстве из тех, с кем он познакомился, - доложил Латимер.
– Очерки очень подробные и далеко не хвалебные. Личное мнение Ханна обо мне - это то, что я сошел с ума, но в этом не признаюсь. Его мнение о тебе, Джим, несколько более благоприятное,
– Не так уж важно мнение одного человека, - ответил Барретт.
– Он имеет право думать, что мы представляем собой всего лишь компанию бестолковых старых сумасбродов. Скорее всего, так оно и есть на самом деле. Ладно, значит он поупражнялся в литературе на наш счет, но я не вижу в этом никаких причин для беспокойства. Мы...
– Он к тому же ошивался возле Молота, - решительно перебил его Альтман.
– Что?
– Я видел, как он ходил туда вчера вечером. Прошел внутрь здания. Я последовал за ним, он меня не заметил. Он долго глядел на Молот, ходил вокруг него, изучал. Но к нему не прикасался.
– Почему же ты, черт возьми, сразу не рассказал мне об этом? сердито выпалил Барретт.
Вид у Альтмана был смущенный и испуганный. Он стал часто-часто моргать и пятиться от Барретта, вороша волосы рукой.
– Я не был уверен в том, что это так важно, - в конце концов сказал он.
– Может быть, это просто любопытство. Я хотел сначала поговорить об этом с Доном, но не мог этого сделать, пока Ханн не ушел в море.
Крупные капли пота выступили на лице Барретта. Он напомнил себе, что приходится иметь дело с людьми, психически не совсем нормальными, и поэтому попытался говорить как можно спокойнее, скрывая неожиданную тревогу, охватившую его.
– Послушай, Нед, если ты еще хоть раз увидишь, что Ханн ходит вокруг аппаратуры для перемещения во времени, немедля дай мне об этом знать. Беги прямо ко мне, чтобы я ни делал - спал, ел, отдыхал. Не советуясь ни с Доном, ни с кем-нибудь еще. Ясно?
– Ясно, - ответил Альтман.
– Ты знал об этом?
– спросил Барретт у Латимера.
Латимер кивнул.
– Нед рассказал мне об этом как раз перед тем, как мы сюда пришли. Но я посчитал более необходимым передать тебе эти бумаги. То есть Ханн никак не может повредить Молот, пока он в море, а то, что он мог сделать вчера вечером, уже сделано.
Барретт вынужден был признать, что в этом есть логика. Но он не мог сразу успокоиться. Молот был единственным связующим звеном, пусть даже и неудовлетворительным, с тем миром, который отторг их от себя. От него зависело их снабжение, поступление новых людей и тех крох новостей о мире там, наверху, которые они с собой приносили. Стоит только какому-нибудь сумасшедшему повредить Молот, и их постигнет удушающее безмолвие полнейшей изоляции. Отрезанные от всего, живущие в мире без растительности, без сырья, без машин, они через несколько месяцев одичают.
"Но зачем это Ханн болтается возле Молота?" - задумался Барретт.
– Ты знаешь, о чем я думаю?
– хихикнул Альтман.
– Они решили истребить нас, там, наверху. Они хотят избавиться от нас. Ханна послали сюда в качестве добровольца-самоубийцы. Он вынюхает все, что у нас делается, и все подготовит. Затем они переправят сюда с помощью Молота кобальтовую бомбу и взорвут лагерь. Нам нужно разрушить Молот и Наковальню до того, как они это сделают.
– Но зачем им переправлять сюда добровольца-самоубийцу? рассудительно спросил Латимер.
– Если они хотели бы уничтожить нас, проще было бы послать сюда бомбу, не жертвуя агентом. Если только они не разработали какой-нибудь способ спасти его...