Лагерь живых

Берг Николай

Надежда опять замолкает.

Да, я читал несколько произведений на эту тему. «Кавказский пленник» — бывший в старину добротным триллером для непуганых современников — отдыхает. Тогда горцы были патриархальными, без фантазии…

— Потом оказалось, что я организовала несколько десятков полукриминальных подставных фирм и набрала кредитов на многие миллионы… Паспорта-то наши папа тогда отдал. Надеждой я снова стала только сейчас, до Катастрофы звалась Еленой. Мир все же не без добрых людей оказался, а на войне человека сразу видно становится, на войне человек — голый.

— Да,

видно, что в военно-полевой медицине у вас опыт. К слову — вы этих ребят из «Бастиона» знаете? Очень уж они за вас горой встали.

— Не помню… Хотя если у этого, дылды, как его… ну по-шотландски его еще называют, огнестрельное сквозное верхней трети бедра, то, может, и встречались. Но я думаю, что просто у них, как у всех воевавших, к ичкерийской агентуре отношение ясное. Насмотрелись.

Помолчали.

— Ну что ж, рад, что версия омоновцев подтвердилась. Завтра вроде намечается крупная операция — слыхал, что все кому не лень соберутся для захвата ремонтного завода и прочего, что мы там разведали. Вы поедете?

— Конечно. Такое упустить…

— Тогда готовимся. Сегодня вроде ничего не предвидится — можно перевести дух.

— Не получится. Пациенты все равно набираются, вроде и меньше здесь людей стало, а каждый день толпа.

— Ну раз человек жив — значит, болеет. Здоровых людей нет — есть недоработки в диагностике…

Надежда бледно улыбается, услышав эту бородатую аксиому. Надо развивать успех, и потому судорожным напряжением мозга выдаю еще умную мысль:

— «Многих воителей стоит один врачеватель искусный». Старикан Гомер в этом деле разбирался. Насчет воителей у нас будет небогато, так что придется искусностью брать. На митинг пойдете?

— Нет, не пойду. Лучше я подготовлюсь к завтрашнему дню. Тут из Кронштадта вчера прислали еще груз, а я и не приняла.

— Ну ладно.

В салоне напряженная обстановка, все ждут митинга. И я добавляю перцу — присутствующие, включая и Демидова, держат в руках красно-черные банки «Яги» — слабоалкогольного энергетического напитка.

Видя таковое, я неожиданно для всех начинаю громко ругаться. Понимаю, что это некрасиво и неразумно. Маленький омоновец сильно удивляется такой моей реакции.

— Эта. С чего крик-то?

Перевожу дух. Вообще-то не дело лаяться с компаньонами и гостями. Это неубедительно и, вообще, некрасиво.

— Откуда у вас это пойло?

— Почему сразу же пойло? Сам же вроде не трезвенник?

— Не трезвенник. А это пойло.

— Да ладно, Доктор, — вмешивается и Серега, — оно же слабоалкогольное. Ну угостили ребята, что такого-то?

— Парни, нам сейчас только панкреатиты заиметь. Я серьезно — не надо это пить.

— Да слыхали, алкоголь — яд. Доктор, какая тебя муха укусила?

Так. Действительно, наехал как трамвай. А тут у всех нервы. Вздохнуть-выдохнуть и можно говорить. Поехали.

— Это не алкоголь…

— Слыхали. Это пойло — отрава. Дальше-то что?

— Извините. Я погорячился. Дело в том, что эта хрень сделана по принципу «качелей», как это называется у наркоманов, и представляет собой не только алкогольный коктейль, что не очень страшно в принципе,

а фармацевтический коктейль, что хуже. Это когда несколько препаратов даются одновременно, и никто не скажет, как это сработает. Здесь — алкоголь и кофеин. Это антагонисты вообще-то. Бьет оно по печени, поджелудочной и мозгам добротно, только надо ли это нам?

— Хочешь сказать, что это хуже водки?

— Если водка не паленая — то хуже. Чтоб от нее получить панкреатит — надо постараться. А это — как специально заточено.

— Но написано же — слабоалкогольное.

— А «ерш» — слабоалкогольный или нет?

— Сравнил, то ж «ерш»!

— Дык и сравнил, тоже коктейль, то есть смесь. И по градусам таки слабоалкогольный. А по отвалу башки?

— По отвалу башки — сильно, да.

— Так тут тот же принцип. Газировано, чтоб всасывалось лучше, «качели», то есть одномоментный ввод релаксанта и стимулятора. Я уж не говорю о всякой химии типа красителя и консервантов. Тоже печени подарочек.

— И прямо так вредно?

— Ну, на Западе такого «молодежного» пойла нет. Было, но запретили. Показатель?

— Возможно.

— А для меня больший показатель, что коллеги из Джанелидзе [46] говорили, вал идет панкреатитов у молодых совсем пациентов — да и на вскрытии — печенка у современных двадцатилетних — как у сорокалетних. Это для меня тоже показатель.

— Ладно, не такое пили. От одной не развалимся.

— И еще раз напомню — нам сейчас панкреатиты лечить сложно будет. И цирроз — тоже.

46

НИИ скорой помощи им. Джанелидзе.

— Да поняли. Поняли…

— И нестояк еще до кучи!

— Ох, поняли… Хватит уж, а?

Общее собрание или митинг начался даже чуть раньше. Как я понимаю, собрались если и не все, то многие. Толпа жужжала, как большой рой пчел. Во всяком случае, так было слышно из нашего салона. Вместо трибуны использовали «Найденыша».

Пока мы собирались, в толще толпы началось какое-то движение — как оказалось, кому-то били морду. Но за помощью ко мне никто не обратился, так что я и не понял, что там случилось. Наверное, отголоски разборок родителей с протестантами.

На БТР залез Овчинников. Голос у дядьки поставлен хорошо, не особо надсаживаясь, командир изложил вкратце ситуацию:

— Петропавловцы и петропавловки! У нас осажденная крепость, каждый человек на счету, требуются общие усилия и потому от каждого требуется полная самоотдача. Иначе не выживем. Поэтому безделье и всякое вредительство, снижающее нашу обороноспособность, — является преступлением. Личной угрозой каждому. Перед гарнизоном ставится вопрос — выгнать трех типов, от которых пользы нет, а вред — есть? Работать не хотят, хотят власти. При этом провалили самую простую задачу — и с большими потерями. Мало того, вчера один из их компании напал на медсестру с целью изнасилования, за что и был убит. Вот эти субъекты.