Лаки Лючано: последний Великий Дон
Шрифт:
— Вы говорите, флот, мистер Двайер, — с сомнением произнес Маккой, — но как моряк я хочу вам сказать, что для флота сначала нужно проложить морской путь, накатать трассу (шотландец употребил ходкое выражение контрабандистов), а уж потом разговаривать о миллионах.
Большой Билл театрально развел руками:
— Мой дорогой мистер Маккой, теперь я хочу сказать вам как бизнесмен: сейчас ситуация на рынке такова, что медлительность и нерешительность равноценны банкротству. Меня в буквальном смысле слова осаждают заказчики. И если в течение месяца я не найду способ доставить в страну достаточное количество спиртного, они сделают это сами, уже без меня. И я потеряю все. Мой вам совет, дружище: спешите, хватайте удачу за хвост, иначе
Услышав имя еврея-перекупщика, Маккой помрачнел:
— Ваша правда.
В самом деле, думать тут было нечего. Билл Маккой знал многих морских бродяг, таких же неудачников, каким сам был раньше. Он не сомневался, что старые приятели не откажут ему в услуге — тем более что эта услуга не без выгоды для них… В считанные дни Маккой мог собрать целую эскадру рыболовных шхун, подобных «Аретьюзе». Да и деньги на покупку нужного количества выпивки можно найти без проблем, заложив в банке все ту же «Аретьюзу». Судьба в лице Большого Билла Двайера молча ждала ответа. Маккой протянул ему свою широкую, мозолистую ладонь:
— О’кей, мистер Двайер, я — с вами.
Улыбка Двайера была искренней, теплой и сердечной:
— Я очень рад, мистер Маккой. Вы приняли правильное решение.
Уильям Двайер появился на свет божий в трущобах Десятой авеню в Бруклине. В юности он носил маску законопослушного гражданина и никогда не участвовал в делах ни одной из многочисленных подростковых банд. Джордж Шевлин — гангстер, которого сам Арнольд Ротштейн поставил присматривать за Десятой авеню, — заметил осторожного, сообразительного, а поэтому очень многообещающего юношу. Он устроил Двайера на работу в доки.
Не было такой грязной лужи, в которой не побывал бы молодой хитрец. Хищение грузов, скупка и перепродажа краденого, торговля наркотиками, ростовщичество, а со временем — взятки. Репутация честного трудяги служила ему щитом. В бруклинских доках работало около пятидесяти тысяч человек, и полицейские просто физически не могли уследить за каждым. Они подозревали более матерых, но менее хитрых преступников.
Билл Двайер заблаговременно подготовился к «сухому закону». Через год он поднялся настолько высоко, что стал правой рукой Арнольда Ротштейна. У него была собственная банда крепких и очень жестких парней, надежно прикрывавших операции своего босса. Теперь уже Двайер отдавал приказы Джорджу Шевлину, который стал для него всего лишь одним из многих заказчиков на выпивку. В первый год прохибишена Двайер заработал почти полтора миллиона долларов. Все гангстеры Нью-Йорка стали прибавлять к его имени уважительное прозвище Биг (Большой). Человек умный, он понимал, что «сухой закон» не вечен, поэтому спешил извлечь из этого золотого времени максимальную выгоду. К концу эры прохибишена Большой Билл Двайер рассчитывал довести свое состояние до цифры пятьдесят миллионов. Но для этого ему был позарез необходим надежный поставщик из Европы. Таким поставщиком стал Билл Маккой.
«Аретьюза» вышла из порта Глазго в сопровождении десяти шхун водоизмещением от 15 до 25 тонн. Все корабли были до отказа загружены ящиками с виски и просели в воду почти на два фута ниже ватерлинии. Июль в Атлантике — время штиля и попутных пассатов, поэтому Маккой не беспокоился насчет перегрузки судов своего флота.
Граница территориальных вод США в то время проходила в пределах семимильной полосы. Поднаторевший в делах контрабанды, Маккой заранее договорился с Двайером, что выгружать товар будет только в нейтральных водах. Весь риск брали на себя бутлегеры. Маккой справедливо считал, что доставка груза на берег — это их проблема. Каждый должен заниматься своим делом.
Флот контрабандистов лег в дрейф. Около десяти вечера по радиосвязи с берега передали координаты рандеву и время — два часа ночи. Точка встречи была подобрана со знанием дела: на широте Фрипорта, маленького городка в семидесяти милях к северу от Нью-Йорка. Местность
Ровно в назначенное время из туманной мглы вынырнули несколько быстроходных катеров. Шли они с невероятной скоростью. Маккой сдвинул брови: буруны от этих дьявольских машин было видно почти за милю. Грохот двигателей стоял такой, будто все черти в аду одновременно ударили в барабаны. Помощник Маккоя, молодой моряк, во время войны служивший на торпедных катерах, прошептал:
— Господи боже, сэр! Да они, наверное, делают пятьдесят узлов!
Эти катера были изобретением Биг Билла Двайера, которым он по праву гордился. Идея простая и поэтому гениальная. Дело в том, что после первой мировой войны в Америке осталось немало никому не нужного хлама — то есть излишков оружия, боеприпасов и военного снаряжения, которое не успели продать в Европу. Американские промышленники, по своему обыкновению, перестарались и произвели больше смертоносного товара, чем это было необходимо. Поэтому они были рады-радешеньки сбросить все это добро кому угодно — по дешевке, лишь бы купили. Именно таким образом Биг Билл Двайер приобрел двадцать авиационных двигателей «Либерти», вообще-то предназначавшихся для английских морских бомбардировщиков. Теперь эти «моторчики» использовались в другом, гораздо более важном деле. К тому же флотилию катеров Двайера вел бывший воздушный ас Ронни Хиггинс, хорошо знакомый и с морской авиацией, и с двигателями «Либерти», и, разумеется, кое с кем из главарей мафии: Большому Биллу порекомендовал его как «толкового парня» сам Фрэнк Айяле, глава «Сицилийского союза» в Нью-Йорке. Впрочем, типы вроде Хиггинса встречаются довольно часто и везде.
Молодым парнем, с еще неокрепшей психикой, он попал на войну; риск, беспорядочная, шальная жизнь, каждый день которой мог быть последним, среда убийц в офицерских мундирах — все это вошло 18-летнему Хиггинсу в плоть и кровь. Он вернулся с войны и не нашел себя в штатской жизни. Он умел только пить, стрелять и лезть на рожон. Другой профессии он не знал. Поэтому вполне закономерно, что Хиггинс попал в криминальный мир. Жизнь гангстеров чем-то напоминала ему войну — тот же риск, та же неуверенность в завтрашнем дне, — а война была для Хиггинса привычной средой обитания. Ребята, подобные Ронни Хиггинсу, и в наше время не покладая рук трудятся на уголовную хронику.
Хиггинс, по привычке одетый в кожаный реглан пилота, приказал посигналить прожектором. С борта «Аретьюзы» мигнули ответные огоньки. Сбросив ход, катера пришвартовались к бортам шхун. Болтанка на этих «летающих» штуковинах была ужасная, все уже промокли до нитки, а предстоял еще обратный путь.
Разгрузка шла бойко. Люди Маккоя подавали ящики из трюмов прямо в руки ребят с катеров. Хиггинс бросил на палубу «Аретьюзы» большой целлофановый сверток с деньгами.
— Эй, Билл, здесь триста грантов [10] , как договаривались! — заорал он.
10
Грант— жаргонное название банкноты достоинством в одну тысячу долларов.
Маккой поднял сверток, развернул и принялся считать.
— О’кей, все в порядке! — донеслось с «Аретьюзы».
— До встречи! — крикнул Хиггинс.
Взревев двигателями, катера рванули к берегу. Изобретение Биг Билла Двайера работало с потрясающим результатом. Ни один корабль береговой охраны не мог угнаться за «летающими катерами». Ни одна бутылка виски не попала в руки федеральных властей. Каждый заказчик получал свой товар в лучшем виде: быстро, надежно и без проблем.