Лаки Лючано: последний Великий Дон

Рудаков Артем Леонидович

— О’кей, я буду поддерживать тебя задаром, раз ты такой смелый.

Мейер отпрянул в сторону.

— Я же тебе сказал: засунь свою поддержку в задницу. Я в ней не нуждаюсь.

И опять сицилиец промолчал. Эти двое поразили его воображение. Впервые он встречал таких стойких, бесстрашных типов. И решил их запомнить. На будущее. Ссориться с ними не входило в его планы.

Эту сцену наблюдали многие мальчишки. Уважение, которым пользовался Сальваторе Луканиа, отныне распространялось на Мейера Суховлянского и Бена Сигела.

Школа осточертела Сальваторе в первый же учебный год. Его манила улица. На улице можно было заработать больше денег. А деньги — это самое

главное, что есть в жизни, что превращает жизнь из пытки в удовольствие. Деньги позволяют есть досыта, носить красивый костюм, исполняют любое желание, но что важнее всего — дают независимость и власть над людьми. Забросив школу, Сальваторе со своими ребятами начал новую жизнь. Он решил заняться рэкетом прямо у себя в квартале. Но для начала следовало отвоевать территорию у других банд. Сальваторе думал, что договориться по-хорошему не получится. В конце концов, сам будучи главарем, он понимал, что это вопрос чести — дать по мозгам тому, кто лезет в твой карман. И решил напасть первым. В один день его ребята прошли по всей 107-й улице, избивая и калеча конкурентов. Эта дерзкая операция удалась на славу. Пятнадцатилетний Джимми Люко, местный молодой авторитет, вышел из больницы только три месяца спустя. К тому времени на «небосклоне» 107-й улицы зажглась новая «звезда» — по имени Сальваторе Луканиа. Предложения всем лавочникам он делал самолично. Поскольку хорошее начало — это половина дела, Сальваторе решил начать с лавки Капорелли.

Марио Капорелли был известным грубияном. Его кулаки больше походили на две тыквы. Но устрашающие габариты Капорелли не испугали Сальваторе Луканиа. Придя в лавку, он разговаривал решительно и властно.

— Синьор Капорелли, я хочу заключить с вами сделку.

Лавочник невольно раскрыл рот.

— Мне стало известно, что ваше дело может серьезно пострадать. Я мог бы решить все ваши проблемы. И сейчас, и потом. За пять долларов в неделю.

Капорелли наконец оправился от удивления, побагровел и крикнул:

— Пшел вон, щенок! Уши надеру!

Сальваторе Луканиа не стал настаивать. Сплюнув на чисто вымытый пол, он спокойно ответил:

— Скоро я приду к вам еще раз. Но тогда цена будет больше. Семь долларов.

Прежде чем лавочник успел выскочить из-за прилавка, юный рэкетир исчез. Тогда ему недавно исполнилось 13 лет!

На следующий день Марио Капорелли не нашел в окнах своей лавки ни одного целого стекла. Выругавшись в адрес «проклятых щенков», Капорелли за десять долларов вставил новые стекла. К утру их опять разбили. Когда же история повторилась в третий раз, Капорелли кое-что понял. Мало того что лавочников в Малой Италии обдирала мафия, им еще добавляли проблем шайки уличных сорванцов. Лоточники и мелкие торговцы наркотиками, чтобы иметь возможность спокойно работать, вынуждены были откупаться от юных бандитов небольшими суммами. В Ист-Сайде так было повсюду. Просить у мафии защиты от двенадцатилетних мальчишек было немыслимо.

Когда Сальваторе Луканиа вновь появился в лавке, Капорелли скрепя сердце согласился платить. После непродолжительного торга они сошлись на пяти с половиной долларах. Для Сальваторе это была первая огромная победа. Вскоре еще несколько торговцев купили его защиту. Доход Сальваторе достиг огромной цифры — двадцать долларов в неделю. Для тринадцатилетнего мальчика это были приличные деньги. Его авторитет в банде был непререкаем. Под руководством Сальваторе маленькие гангстеры взяли под контроль всю 107-ю улицу и даже распространили свою экспансию на соседнюю, 106-ю. Шайка, созданная Сальваторе, имела репутацию одной из самых «зубастых команд» в Ист-Сайде наряду с такими мощными

бандами подростков, как «Гудзонские дворники», «Чудища» и «Черные жабы». Теперь у него был свой личный «бизнес», он стал занятым, «деловым» человеком и редко появлялся дома.

Сальваторе широко зажил в штаб-квартире своей банды, которая располагалась в заброшенном складе на южной окраине Малой Италии. Подражая взрослым гангстерам, ребята курили дешевые сигары, пили не менее дешевое виски, нанимали для развлечений дешевых проституток и резались в клоб — гангстерский покер. Но Сальваторе не останавливался на достигнутом. Его видели среди торговцев наркотиками, причем обсуждающим с ними какие-то дела. Или в подпольных притонах мафии, где он просил у «солдат» дона Игнацио Саетты работу для своей банды. На сходках главарей подростковых банд, распределявших и перераспределявших территорию. В опиумокурильнях Чайна-Тауна. Вот это была жизнь!

Очередной конфликт из-за переулка между 107-й и 108-й улицами вылился в кровопролитную разборку. Неаполитанцы пустили в ход огнестрельное оружие. Были ранены двое из банды Сальваторе. На сходке горячие головы призывали громить неаполитанский квартал. Более хладнокровный Сальваторе рассудительно заметил: «Да, мы можем это сделать. Но потом они отомстят нам. Этому не будет конца, а наши дела пострадают. Я думаю, лучше с ними договориться по-хорошему. А за кровь они заплатят нам выкуп».

Главарь конкурирующей банды, девятнадцатилетний Франческо Кастилья, пришел на встречу в сопровождении верных телохранителей. Все они были широко известны за пределами Малой Италии.

Эдди Кастилья — ловкий угонщик и отличный стрелок.

Уилли Моретти — с лицом ангелочка, любитель скабрезных шуточек, душа компании, но вместе с тем и крепкий уличный боец, отчаянный задира. Никто лучше его не умел в нужный момент отвлечь на себя внимание полицейских.

Оуни Мадден — англичанин — его уважали за исключительную смелость. Он не колеблясь шел на риск, был трижды ранен, на одной только голове у него насчитывалось восемь шрамов от ударов ножом.

Из всех четырех неаполитанцем был только Моретти. То, что эти парни, такие разные, работают в одной упряжке, заставило Сальваторе призадуматься. Он и раньше не очень-то уважал своих сицилийцев за косность и шаблонность мышления. Для него национальность, религия и язык общения с тем или иным парнем значения не имели. В его глазах всякий человек оставался человеком, пока вызывал уважение к себе. Безразлично, был ли он евреем или сицилийцем.

Тот самый злополучный револьвер 38-го калибра, из которого пустили кровь двум сицилийцам, выглядывал из-под распахнутого пиджака Франческо Кастильи. Сальваторе стало ясно, кто стрелял. Франческо сразу же заявил, что сожалеет о своем поступке. По его словам, первыми в драку полезли сицилийцы. Их было больше, и поэтому Франческо, чтобы сохранить свою жизнь, открыл огонь.

— Но я, — добавил главарь неаполитанцев, — стрелял так, чтобы ранить, а не убить.

Невысокий, широколобый, коротко подстриженный, он говорил тихо, похрипывая, и был настроен вполне мирно.

— Мы можем проворачивать свои дела, не мешая друг другу, — произнес Сальваторе.

Кастилья охотно согласился.

— Я из Козенцы, что в Калабрии, — доверительно сообщил он и представил сицилийцу своих друзей.

— Как же ты управляешь неаполитанцами, если сам калабриец? — полюбопытствовал Сальваторе. Кастилья широко улыбнулся:

— Дружище, какая разница, ведь главное в человеке не национальность, а то, что есть у него в башке.

С этими словами Франческо выразительно постучал по своей макушке.