Лама
Шрифт:
«Ах так!» – решила Лаева и побежала в библиотеку. Там она нашла труды Лавникова, по ним – названия издательств, по издательствам прикинула возможное учреждение, села за телефон, и вскоре таинственный герой проявился преподавателем одного из вузов. Остальное можно было легко узнать на его кафедре. Вскоре у Лавникова случился забавный разговор с секретаршей кафедры Галиной Сергеевной.
– Максим Андреевич, нашла вас аспирантка?
– У меня нет аспиранток.
– То есть она ещё только
– Искала, так найдет. Только я никого не планирую брать.
– Её возьмёте. Она сплошное очарование.
– Мы принимаем не за очарование.
– Какая она умница, вы бы только видели. И как обаятельна в общении и мила. А глазищи синие-синие, ласковые. А фигура! Вы знаете, я не люблю женщин, а в неё влюбилась с первого взгляда. Я бы сказала «богиня», если бы в Бога верила. Шеф увидел, поздоровался, а потом спрашивал: «Что за девушка?»
– Пусть шеф и принимает.
– Нет, она только к вам хочет. Книги ваши читала, о вас расспрашивала, боится вас очень.
– Правильно сделали, что напугали.
– Я сказала, что вы – наша гордость и мой идеал и что она сделала блестящий выбор.
– Галина Сергеевна, вы путаете Божий дар с яичницей. Постороннему человеку чепухи наговорили.
– Моя чепуха в сто раз правильнее ваших планов. Такой девушке невозможно отказать, вы и сами поймёте. Я ей и телефончики ваши всунула. Вы уж её не обижайте.
– Да не нужны мне аспиранты.
– Так для меня возьмите.
– И вы будете её консультировать.
– Консультировать будете вы, а она – для меня. Ну что вам стоит!
– Ну, если вам так надо…
– Надо! И всем вам надо. Потому что так мало хороших людей на свете, и красоты, и нежности мало.
– Да с чего вы взяли, что она хорошая, а не притворщица какая-нибудь? Откуда она, как зовут?
– Не знаю. Но не принимайте меня за дурочку. Я знаю, что говорю.
Однако девушка больше не появлялась. Оробела, решила Галина Сергеевна и всё сокрушалась по поводу того, что не догадалась взять её телефон. Не раз потом она вспоминала необычную гостью:
– Какие у неё волосы! Золотистые, сияющие, волнами, волнами рассыпаются на плечи. А кожа нежная, прозрачная. И родинка около правого уха, как у овчарки. А речь её, знаете какая? Завораживающая. Журчит – и вы таете. И походка как у нимфы на картине Боттичелли, невесомая, порхающая.
Заметив как-то родинку около правого уха Ламоры Матвеевны, Лавников подумал: «Как у овчарки» – и сразу вспомнил восторги Галины Сергеевны. Ему вдруг показалось, что существует явная связь между таинственной аспиранткой и Ламорой Матвеевной. Чем больше он об этом думал, тем крепче становилась эта связь, хотя понимал, что не могла Ламора Матвеевна проситься в аспирантки и проявлять к нему повышенного интереса. Однажды он спросил, не была ли она в Кибернетическом институте. Она оживилась, но ответила неопределенно:
– Не помню. Может быть, и была.
– Кажется, я вас там видел.
– Нет, видеть вы меня не могли, – категорично возразила она.
– Почему вы так уверены?
Она как будто растерялась, и он заметил это, но нашлась:
– Потому что вы, как вежливый человек, непременно уделили бы мне чуточку внимания. Да я бы и сама вас высмотрела.
На другой день Лавников молча показал Галине Сергеевне вырванную из стенгазеты фотографию работников отдела с участием Лаевой.
– Где вы её нашли? – обрадовалась она.
– Расскажите мне подробнее, о чём вы говорили, – перебил её Лавников и с интересом выслушал всё, что не хотел слушать раньше. А потом при случае спросил Лаеву:
– Вы часто говорите неправду?
– Не поняла.
– Зачем вам понадобился маскарад на моей кафедре?
– Я непременно должна отвечать?
– Мне ваш визит может очень дорого стоить.
– Он был в ваших интересах и интересах темы и, по-моему, успешным. Если я ошибаюсь, то готова исправиться, если сумею. Говорите как.
– Нет, всё в порядке. Но могло быть плохо.
– Вы меня всегда недооцениваете.
– Извините. Но остается какая-то тайна, она меня беспокоит.
– Забудьте. Визит и его форма были вынужденными, с целью предотвратить беду. Собирались ехать ваши инженеры. Я случайно узнала и взяла всё на себя. Теперь там никто не узнает о вашей новой несанкционированной работе. Не понимаю, как вы об этом узнали.
– Вы не понимаете. А меня секретарша извела. Требует принять вас в аспирантуру. Влюбилась, видите ли, с первого взгляда, родинка около вашего уха понравилась. Что я с этой чепухой делать буду?
Лаева весело рассмеялась.
– Смеётесь. А неплохо было бы объясниться с ней.
– Зачем? Вы её идеал, кумир, гордость и многое другое. Сами управитесь.
В этом Лавников уловил оттенок женственного кокетства и поспешил распрощаться:
– Спасибо за службу.
– Родина оценит.
– Ни больше, ни меньше?
– Угу, – и она упорхнула своей боттичеллевской походкой. Он же подумал: «Странная девушка, наивная, зачем-то печётся о других, красивая, легко располагающая к себе. Но об этом мне думать ни к чему».
Лаева, со своей стороны, нашла его также странным: формалист, ни разу не улыбнулся, не сказал доброго слова. «И как он меня вычислил? Всё было продумано и выверено, нет никаких улик, нигде он меня не видел, нигде я не представлялась. Кумир, идеал! Как можно бросаться такими словами! Не дурак, конечно. Но ведь машина бездушная, милиционер в стакане. Я, правда, мало его знаю, и с какой стати ему со мной любезничать. Галине Сергеевне, возможно, он кажется не таким. Но всё равно не спрячешься: так замкнуться, отгородиться от людей, лишить себя их тепла, превратиться в льдышку – зачем?»