Лама
Шрифт:
– А стою я на чём?
– На поле.
– Но так можно и провалиться?
– Провалиться нельзя. Нет такого понятия. Можно улететь, прилететь, перелететь, облететь, влететь, вылететь, взлететь, слететь, подлететь. Это наши будни.
– А сгинуть?
– Что-что? Не понимаем.
– Ну, исчезнуть, говорю.
– Это можно. Поля легко исчезают. Это проявление свободы воли.
– Ая?
– О тебе мы заботимся. Хотя и мы во власти Тучи разума.
– Ваша Туча – узурпатор.
– Туча есть более высокая ступень проявления разума.
– Не нравится мне ваш мир.
– Отчего же?
– Диктатура, жрать нечего, удовольствий никаких.
– У нас иные взгляды. Нет никакой диктатуры, есть простой закон – целое всегда состоит из частей. Это нужно понять один раз и навсегда успокоиться. Питаемся мы от энергетических полей, плавающих
– Чепуха всё это. Цветных полей не бывает.
– Они, возможно, и не цветные. Цветными ты их видишь тоже не глазами, а мозгом и под воздействием соответствующих полей. Кстати, полями мы всё это называем только для тебя. На самом деле это нечто иное, тебе пока незнакомое.
– Получается первобытный идеализм. В моём мозгу некий другой разум может формировать материальные объекты. Сознание первично, материя вторична. Я материалист, думаю по-другому.
– Думай. Ты думаешь, играешь разумом и создаешь себе то или иное устройство мира: хочешь – идеалистическое, хочешь – материалистическое. Другого у вас не бывает. Но в любом случае оно тобой придумано. А мир существует сам по себе. Он включает тебя как частицу и вовсе не станет меняться в угоду представления о нем какой-то частицы. Частиц великое множество – на всех не угодишь.
– Ничего себе. Значит, некто более высокий по разуму, Бог или даже чертёнок какой-нибудь, может меня держать на поводке, под гипнозом и не позволит мне познать мир далее установленного им предела. Или даже, ради смеха, может пустить меня по ложному антинаучному пути. И я стану лишь придумывать мир, искренне веря, что познаю его?
– Вполне возможно. Однако ты сам мир. Не замахивайся до времени на то, что выше тебя, что предназначено не для тебя. Цыплёнок в яйце не может понять, что за скорлупой, пока не вылупится, пока не перейдёт в иное состояние, в иной мир.
– Зубы заговаривать вы большие мастера. А не хотите ли задачку?
– Изволь.
– Валяется на дороге кирпич. Идут мимо люди, и все видят только кирпич, но отнюдь не шляпу, например. То есть сначала есть кирпич, а потом образ этого кирпича – у всех одно и то же. Что вы на это скажете?
– Массовый гипноз. Все видят то, что навеяно одними и теми же полями, а не кирпичом, которого на самом деле, может быть, и нет.
– Пусть так. Нет кирпича, ничего нет. Тогда я разбегаюсь и бац по нему, то есть по тому, что только видимость кирпича, пустое поле, голой ногой. Вы не знаете, что будет?
– Будет взаимодействие полей.
– Крик будет превеликий! Кровь. Потому что ноге больно. Эх, ничего вы не понимаете. И хотите, чтобы я умилялся вашими сказочками. Ну нет! Не на того напали.
– Да мы вовсе не настаиваем. Считай, как тебе нравится.
– А я так и делаю. И нашу цветущую жизнь на вашу мутную никогда не променяю. Кстати, как вам показалась земная цивилизация?
– Будем исходить из твоей посылки: пусть ваша цивилизация такова, какой она тебе представляется, пусть так она задумана экспериментатором. Так для тебя понятнее. И что же? В таком виде она обречена. Она слишком расточительна и вся истрачивается на заботу о бренном теле людей: на еду, жилище, сон, медицину, общежитие. Вы плодитесь со страшной скоростью, поедаете всё, что съедобно и несъедобно. Уже из нефти делаете еду, скоро будете есть землю. Всё поедаете, загаживаете свою планету и злитесь друг на друга. Вам тесно, у вас нет будущего, ваша реальность – самоуничтожение. Вы лелеете мечту об освоении космического пространства, хотите заселить его и тоже загадить. Бесцеремонно шлёте сигналы, корабли: радуйтесь, галактяне, мы идём! А нужны ли вы там, куда идете? А спросили ли вы разрешения? Почему вы решили, что иные миры будут без ума от вашего вторжения, от ваших ракет с мерзким горючим, от вашего образа жизни? Или они не в состоянии узнать о вас всё, что им хочется? Ваше поведение – поведение назойливой мухи, которую хочется прихлопнуть. И прихлопнут, если вы не поймёте простой вещи: для вхождения в инмировую цивилизацию нужно положить на ее алтарь нечто обогащающее её опыт. Что вы можете предложить? Примитивные знания, бестолковое общежитие? Конечно, любопытно ваше искусство. И всё. Остановите своё бесконтрольное воспроизводство, уничтожьте оружие, научитесь жить в мире и согласии с природой, радоваться жизни. Никуда не спешите – ни в микро-, ни в макромир, не надрывайтесь, не тратьте громадные средства на удовольствия фанатиков-учёных –
– Согласия у нас никогда не будет. Интересы бандита и монаха, человека и комара противоположны.
– Тогда у вас ничего не будет. Иные миры за вами наблюдают и ждут лишь момента, когда вас лучше прихлопнуть, когда дойдёте до недопустимой степени омерзения.
– Страшный суд, значит, вполне реален?
– Обычное дело. Неудачный эксперимент. Его надо закончить, реактивы вылить в раковину и начать всё сначала.
– Опять мы приходим к Богу.
– На Бога надейся, а сам не плошай. Так, кажется, у вас говорят уже тысячу лет.
– Что мы можем поделать. Борьба за существование вызывает раздоры, молодое отрицает старое. Слабое и старое отмирает, сильное и молодое идёт дальше – в этом суть развития. Не будет развития, сами передохнем. В конце концов, передохнуть или быть прихлопнутым – не всё ль равно. Последнее, может быть, даже веселее.
– Однако не всех прихлопывают…
Тут заволокло нас желтоватое потрескивающее облако, поглотило моих заботливых полеров вместе с их бредовой философией, поле мое изогнулось, словно деревце под ветром, связь прекратилась, сделалось как-то особенно легко и радостно, тело наполнилось блаженством, вознеслось, и я медленно поплыл задом наперёд, сидя на хвосте рыжего облака. Плыву и замечаю внизу в редких просветах полей родные земные холмы, леса, деревни. Миражи, навеянные неверными полями, галлюцинации, сон? Неважно. Я вижу милые сердцу пейзажи. Сейчас я спущусь к ним пониже. Проплываю между верхушками дерев и не верю своим глазам: по слегка отуманенной утренней поляне, сбивая босыми ногами росу, спокойно выступает обнажённая девушка с распущенными золотыми кудрями. Ева в раю, в царстве нетронутой природы, в мягком опаловом свете нарождающегося дня – удивительно целомудренная картина, не опошленная ни единым признаком цивилизации: ни электрическим столбом, ни трактором, ни одеждой. Ева, богиня, сомнамбула – кто она, куда путь держит? Спускаемся ещё ниже, обгоняем её, едва не задев плеча, вглядываемся в лицо – Лама! Что делать? Куда провалиться? Но нет, она ничего не замечает. Смотрит, чуть улыбается невинной природе, своему счастью, забыв про ветку берёзы в опущенных руках, не ощущая холодной росы, и совершенно ничего не видит, будто находится в ином со мной измерении.
Лама идёт ко мне, но негодное облако неумолимо несётся вперёд, сколько ни бей по нему кулаком. Спрыгнуть, пока не поздно, пока не поднялись слишком высоко, пока мягкая травка внизу. Но куда я так долго лечу – в овраг, пропасть, на камни? Кто сказал, что нельзя провалиться, что нет такого понятия? Чёрт бы побрал ваши дурацкие поля! Проваливаюсь, проваливаюсь – и просыпаюсь. Ах, какой сон! Только бы не забыть. Лама, как живая. В легком тумане, в утре, в весне милую Ламу встретил во сне. Складно получается, само собой. Чудеса! Попробую ещё.
В свете опала,В блеске красыШла, утопалаВ жемчуг росы.Нежно спадалиКудри на стан.Тайны скрывалиСвет да туман.В призрачном утреШло воплощениеИ целомудрия,И обольщения.