Ландскнехт. Победителей не судят
Шрифт:
– Э, простите... сержант?
– Бывший рядовой второй батареи форта Речной, вашбродь - вытягиваюсь я - Вы, если не запамятовали, еще меня... кхм... с товарищами, значить, отговаривали в нашего, чтоб ему демоны печень жрали, коменданта стрелять.
– Да... да-да-да - закивал головой он - Да-да, припоминаю... кажется, да, я Вас тогда видел, да-да...
– Ну, может и не припомнили Вы меня, нас-то там таких много всяких таких было, а я Вас, мастер Берг, уж не спутаю!
– Да-да... много было - все как-то так же растеряно-задумчиво, глядя куда-то сквозь меня, словно сам с собой говорит Берг - Много... да, я уговаривал не стрелять...
– А вот, все же, не в обиду, мастер Берг. А зря Вы нас тогда отговорили. Конечно, так-то оно сказать, мы б тогда точно сдохли, и не мы одни. Но только - такого паскудства,
– Да... Вы знаете, сержант, я и сам жалею, что помешал пристрелить нашего коменданта. Такая, знаете ли, сволочь он оказался...
– А уж за это не переживайте. И начштаба свою пулю получил, и коменданта, так и подавно удавили за дела его.
– Как? Кто же это?
– Пулю начштаб в атаке словил, нашим штрафным взводом командуя, а коменданта, за трусость - по приказу барона Вергена. Ну, не самого конечно барона, по порядку, стало быть, бароном установленному.
– Штрафным взводом... барона Вергена... Да-с, барона!
– как эхо, сам себе повторяет доктор, потом смотрит на меня в упор, и выдает - Ну, и поделом им обоим, уж они-то заслужили, не меньше моего уж точно. А Вы-то сам как? Простите, я уж имени-то Вашего, сержант, запамятовал...
– Йохан я, мастер Берг. С Севера. А мне-то чего? Комендант, сволочь такая, расстрелял господина вахмистра с господином лейтенантом, да еще кое-кого наших. Нас в кутузку, потом - в штрафную роту. И на перевал - укрепления брать. Там я оконтузился, зато не оконфузился - дали амнистию. Пошли потом вместе с Свиррским сводным полком в Валаш - да там... в общем, неудачный вышел поход. Но остатки моего взвода вернулись, тоже амнистию получили, да от барона - в рисское войско. Дальше, с этого ж лагеря - да и помотало нас, до самых укреплений, там... Ну, в общем, что осталось от взвода, на который меня временно поставили - сейчас в Улле едет. С... поручением, Вы уж не обессудьте, про то больше не скажу, не положено. Так вот, в общем. Не сказать, чтоб плохо, хотя никому б не пожелал. А у Вас оно как, мастер Берг?
– У меня...
– посмотрел куда-то на горизонт врач - У меня... Я ведь, голубчик, о раненых пекся очень. Много их больно было, весь лазарет забит. И это только лежачих.. Я ведь, понимаете, думал - что вот, мол, ежели мы с баронскими договоримся, то и они с нами... ну, то есть, все по честному. Вы, конечно, усмехаетесь - а я ведь и вправду так думал. Что раз мы им крепость без боя сдаем - то и они нам потом вреда чинить не станут...
– И как? Не стали?
– Не стали? А, пожалуй что, и не стали. Вы, поди, лагерь-то у форта видели? Хоть и остатки его? Да-с. Рвы, в них и уборная. Пологи растянули, старые, в прорехах все, солома на землю - куда ж пленным лучшего желать! И еда, хуже, чем скотину кормят. Нет, мне-то, как лекарю, чуть получше давали, но пусть я и делился с кем-то - да много ли с того проку? Еще и насмехались господа офицеры - мол, сам вызвался с ранеными быть... И главное... Лекарств даже никаких не было. Вообще. Бинты я сам к реке ходил стирать, меня выпускали. Пока деньги не кончились, ходил в городок в аптеку - да только на полсотни раненых на свои-то деньги не особо купишь всего. Кто ходячий был, те в основном просились в работу чтоб их взяли, да хоть в каменоломни, а кто лежачий... Эх! О чем говорить. Как дожди начались... сыро, холодно, пологи от дождя не спасают, солома подмокла, потом и гнить начала. Так они и стали иногда и по нескольку в день... Солдаты, что охраняли, все ругались - им же копать ямы приходилось, больше некому, я раз попытался, так промок и сам чуть не свалился с воспалением. Потом уж, как всего с десяток и осталось, солдаты стали предлагать мне, что придут ночью, да всех тихо переколют штыками - и им проще, и мне, и раненые чтоб не мучились. Знаете, я отказался. Хотя, наверное, зря. Недели с тех пор и не прошло, как все они и померли. До единого. Так что, сержант Йохан, выходит, что сдержали слово, вреда нам не чинили. Не убили никого. Да только, все одно - ни один из тяжелораненых у меня не выжил. Так-то вот...
– И... что же дальше, мастер Берг?
– Дальше? А что мне оставалось там делать? Деньги я все извел, идти с прочими офицерами в лагерь... Да как-то не хотелось мне до конца войны сидеть там, тем более что, после того
– Ясно... Ну, да, работы тут вам немало. Мы как уходили - последний и решительный штурм готовили. Чутка взять укреплений осталось. Мы не смогли. Так что скоро Вам привезут... свежего солдатского мяса.
– Эк вы, голубчик... Ну, да, вам, на фронте, оно понятно, без цинизма нельзя, иначе и рассудком можно повредиться... Да только, я, наверное, тайны не открою какой.... В общем, сегодня только офицеры обсуждали, ну а я, как батальон-лекарь - все ж к лейтенанту приравнен, и не особо они и воротятся - спирт-то всем нужен... Да-с, так вот. Только что прискакал нарочный, его на лодке и на тот берег. В общем - отступили валашцы. С Юга поднажали, сворачивать им фланг стали - и, говорят, взорвали форты и пушки, и отошли, забрав, что смогли. Оттянулись на переправы, на дальний столичный обвод. Нет, конечно, это еще не конец войне, и даже не победа в сражении - но, несомненно, успех. И передышка в боях, для всех, на какое-то время. Сержант, неужели вы не рады этому?
Твою ж мать, только и получалось подумать. Вот уррроды. Неделю! Неделю, сука, подождать еще - и валашцы сами отошли. Какого хрена нужны были эти атаки в лоб? Как обычно, отрапортовать о взятии? Или таки был смысл - может, как минимум, не смогли снять что-то с нашего участка, и потому удалось на юге? Очень, очень хотелось бы верить, что не напрасно...
Доктор Берг все говорил что-то, но я отключился, исправно кивая и поддакивая, а сам вспоминал, все, что было до того, как я написал Гэрту последнее внятное донесение, и заперся в кубике в компании трофейных фляг с сивухой.
***
...Выскочив тогда позади всех наших из траншеи, я из всех сил поднажал, вот уж правда, 'свету белого не взвидев', аж в глазах темнеет от боли, кто бы мог подумать. Как в тумане рванул вперед, словно на коньках бегу, отмахивая зажатым в руках карабином влево-вправо, и то сказать, не бегу, а с ноги на ногу прыгаю, словно по кочкам на болоте. Так боль не то что меньше, но как-то быстрее, что ли, чем если медленнее наступать. Башку набычил, и наклонясь - вперед и попер. Оттого конечно и не видел, что вокруг творится, ну, да так рассудив еще до того, что в нонешних раскладах командиру командовать незачем, максимум, что могу сделать - это геройски всех личным примером вперед увлечь, рвануться, так сказать, как Александр Маресьев на амбразуру. Так и пер себе, стараясь отвлечься от боли - получается, шагов сорок пропрыгал, а казалось - минуту, если не больше... Тут меня какая-то сволочь за воротник дернула, я чуть не споткнулся, с темпа сбился, и в себя пришел.
Ну, я всегда же считал себя везучим. И тут тоже - полсекунды я столбом стоял, соображая, кому в лоб прикладом дать. И ведь так и не попали. Опять повезло. А потом конечно упал, прыгнув вниз на землю, как сам своих учил когда-то - ноги с-под себя выкинул назад, и тут же шмякнулся. Потому что вокруг воздух напрочь для человека вредный и опасный - содержание свинца превышает предельно допустимые нормы по всем статьям. И чорт бы с ним, с этим свинцом, кабы просто так - так ведь он же, гадость такая, летит в этом самом распоганом воздухе, со всей своей горизонтальной скоростью и кинетической, мать бы его, Ньютона, энергией. Что, в общем-то, и есть главный вред для организмов, даже ничем неизнеженных и неизмученных. Проще говоря - врезали валашцы со всех стволов. Славно врезали. Неизвестно, что там наши себе в штабах думали, но у валашцев похоже - полные окопы стрелков. И кроют они почем зря на всю обойму. Да еще тарахтят аж несколько пулеметов - впервые я тут попал под настоящий пулеметный огонь, и вовсе не сказать, чтоб ностальгия какая замучила, скорее, наоборот появилось настойчивое, и, к сожалению, неосуществимое желание выдернуть ноги здешнему дяде Максиму по фамилии Хайрем. В добавок затрещала сверху шрапнель - хорошо хоть, редко и неточно, больше куда-то в тыл наш пули посылая.