Ларь
Шрифт:
— И что?
— Ничего. Я попыталась подобраться, но куда там, — махнула рукой Юния. — Он бысс… стрый, молодой. Пырнул меня зачарованным кинжалом. Потом Митьке досталось, но хоть ногой только. Думали уже все. А тут Гриша…
— Я его, получается, хозяин, убил, — с горечью всего бесовского рода повторил Григорий.
— Техничесс… ски его убила я, выпила, — довольно протянула Юния, даже облизнулась. — Но если бы Гриша не оглушил сковородой, он бы нас всех перебил. Это факт сс…
— Я, хозяин, человека убил, — всхлипнул Гриша. — Нет, там бывало животину какую
Говорил все это Григорий, глядя в пустоту стеклянными глазами. Словно пытался рассмотреть нечто изображенное на стереокартинке. Костяну как-то его отец целый альбом привез, мы весь вечер глаза пучили. Я жестом указал Мите на беса. Тот молодчага, сразу все понял, кивнул и бросился к товарищу.
— Дядя Гриша, давайте я вас на диван уложу, поспите немного.
— В мою комнату его веди, — добавил я. — Так и быть, на диване я устроюсь.
— Пойдем, куда хочешь пойдем. Митенька, а ты мне поиграешь ту песенку про одинокого пастуха? Ведь я и есть такой же одинокий пастух. Все куда-то бегу, стараюсь, а в итоге… человека убил.
Я вообще не очень любил разговоры по «синей волне», однако к нынешнему состоянию беса отнесся со всей эмпатией, на какую только был способен. Видимо, Гриша действительно переживал, что стал невольной причиной гибели рубежника. Пусть и такого мерзавца. Ох, вот так живешь со всякой нечистью, живешь, а она потом тебя удивляет. Не ожидал я от беса подобной эмпатии. Кто знает, вдруг выяснится, что у него каждый пятый тост за мир во всем мире?
Когда парочка скрылась в моей комнате, я подошел к Юнии и осторожно убрал окровавленное полотенце от испачканного живота.
— Закатай, посмотрю, чего там у тебя.
— Да не надо, Матвей, там сс… ничего страшного.
— Да дай посмотрю, говорю.
Я даже не сразу понял, что не так. А когда поднял глаза увидел, что лихо… покраснела.
— Я чисто с медицинской точки зрения. Давай, ложись сюда.
— Давай я лучше платье порву, чтобы не сс… задирать.
— Ладно, ладно.
Лихо легла на диван, рванула на себе ткань и обнажила мягкую молодую кожу. Вот теперь уже пришлось краснеть мне. Правда, ненадолго, я довольно быстро взял себя в руки, потому что здесь имелось кое-что требующее более пристального внимания. А именно глубокая борозда поперек живота, до сих пор кровоточащая. И до меня только сейчас дошло.
— Подожди. Ты могла его хистом излечить себя, но решила… решила стать помоложе?
— Рана затянется, — закусила губы лихо. — А я сс… женщина. И мне хочется быть женщиной.
— Женщина она, блин, а не посудомойка, — я хотел выругаться еще сильнее, но сдержался.
Вместо этого положил руки на живот, пытаясь почувствовать хист Юнии. Что тут скажешь, она действительно была сильная нечисть. Что там, сильнее меня — это однозначно. Однако именно в данный момент исцелить себя не могла.
В ней плескался другой, чужой промысел. Я бы оценил его как вредоносный, потому что он действительно являлся чем-то вроде вируса. Проклятое зачарованное
— Не надо, Матвей!
— Сам разберусь. Все такие умные, когда не надо. Теперь помолчи.
Я плеснул своего хиста не жалея. Как художник-импрессионист, работая широкими мазками. Потому удивился, когда рана разве что перестала сильно кровоточить, но затягиваться не торопилась. Большая часть моего промысла выступила в роли антибиотика, отправившись бороться с «вирусом». Что тут скажешь. От создателей кинематографической картины «Жизнь меня к этому не готовила» — «Жизнь меня к этому не готовила 2». Интересно, настанет ли когда-нибудь момент, чтобы я вообще перестал удивляться. Мироздание, ну пожалуйста!
Пришлось действовать в полную силу. Это напоминало работу одного пожарного расчета против объятого пламенем склада ГСМ. Хотя ладно, я, конечно, немного сгущаю. Однако когда хиста во мне осталось меньше половины, стало как-то совсем невесело. К тому моменту рана наконец закрылась, впрочем, до полного выздоровления было еще далеко. «Вирус» пусть и скукожился до размеров молодого шампиньона, но не исчез совсем.
— Короче, у тебя теперь постельный режим, пока полностью не выздоровеешь.
— Матвей, да как же так? — чуть не вскочила на ноги Юния. — Я прекрасс… сно себя чувствую. То есть, уже значительно лучше.
— Я так сказал. В следующий раз пять раз подумаешь, чем наводить марафет. Женщиной она захотела стать.
Проговорил и тут же осекся, увидев выступившие на глазу у Юнии слезы. Вот не знал, что для нее это действительно было важно. Всю дорогу она спокойно принимала себя в образе старенькой горбатой тетеньки. Непонятно, что поменялось?
— Ладно, лежи, отдыхай. Митя!
Черт вылетел из моей комнаты пулей. Складывалось ощущение, что он давно хотел это сделать, но выжидал нужный момент.
— Ну? — задал я единственный вопрос.
— Спит. Надо только тазик подставить, дяденька. Я его таким пьяным первый раз вижу.
— Это потом. Сейчас у нас на повестке дня более серьезные вопросы. Надо этого товарища припрятать.
— А куда? Чего с ним делать?
— Жили бы мы до сих пор в Питере, вопрос был бы риторический. К тому же, топор у нас имеется. Но слава Богу, что мы в Выборге. Поэтому просто утопим.
— Может, в лесочке прикопаем?
Видимо, Митя решил, что непосредственно водным погребением будет заниматься именно он. Поэтому всеми силами пытался откосить.
— Нет, не пойдет. Найдут его. В нем-то промысла не осталось, у нас Юния девушка с хорошим аппетитом.
— Очень сс… смешно.
— А вот артефакты фонят, — продолжил я. — По ним могут найти.
— Что в бою взято, то сс… свято, — не унималась лихо.
— Вот ты вроде мудрая пожилая… в смысле, просто мудрая женщина, а в таком деле не рубишь. Если кто увидит у меня то же кольцо или кинжал, это будет прямым обвинением в убийстве тверского ведуна. Доказывай потом, что ты не верблюд и это он вломился в дом. Следовательно, как бы грустно не было, артефакты утопим с этим товарищем. Пусть их хоть русалки найдут, с них и спрос.