Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская
Шрифт:
Исследователь переписки Пастернака с Ренатой Швейцер, Лилия Цибарт-Фогельзанг, хорошо знающая русский и немецкий языки, встречалась в 2004 году с немецкой подругой Ренаты Лизелоттой Лаабс. Статью Лилии о Ренате, а также интереснейшее интервью Лилии с Лаабс я привожу в главе «Пастернак и Рената Швейцер». Причину отсутствия писем Пастернака к Ренате в ПП, 2005 Лилия пыталась выяснить у Евгения Борисовича. О результатах этого выяснения читатель узнает из текста вышеназванной главы.
В СС и ПП, 2005 не включены несколько важных писем к сестрам в Англию и к Жаклин во Францию. «Французские» письма известны читателям с 1992 года из публикации в № 1 журнала «Новый мир».
356
См.: Пастернак Б.Письма к родителям и сестрам. — М., 2004. С. 835–837.
Имея свободный доступ к архиву Ивинской в РГАПИ, Евгений Борисович и Елена Владимировна Пастернак включили в 10-й том несколько писем из этого архива: к Клебанову (декабрь 1954 года), Ельницкому (март 1957 года), Кучеровой (июль 1957 года), Вилявину (сентябрь 1957 года), Слейтер (ноябрь и декабрь 1957 года). Однако они почему-то не захотели включить в собрание большое число писем Пастернака из архива Ивинской, согласно описям находящихся в РГАЛИ. Нельзя найти в СС и ПП, 2005 писем Бориса Леонидовича к Пельтье от 20 ноября 1957 года, к Коллинзу, Галлимару, в Монтевидео в ноябре 1957 года. Также нет писем Пастернака к Слейтер от 28 сентября 1958-го, к Тэнсу, Руге 1959-го и еще более 20 других писем Пастернака из архива Ивинской. Все они указаны в официальных документах КГБ (опись № 1 от 14 февраля 1961 года — 84 позиции и опись № 2 от 14 мая 1991 года — 55 позиций).
Возвращаясь к встрече с Серджо Д’Анджело в Литмузее 11 сентября 2007 года, о которой говорилось во вступительной главе книги, напомню его реакцию на неожиданно увиденные им «Заметки» Евгения Борисовича на полях своей книги воспоминаний о Пастернаке. Эти «Заметки» включены были в книгу Д’Анджело без его ведома, вместо послесловия, о котором была договоренность с издательством.
В своих «заметках» Евгений Борисович пытается обесценить книгу Д’Анджело, о чем написал Серджо в своем заявлении, представленном на презентации книги «Дело Пастернака». Д’Анджело пишет:
В период возникновения и развития «дела Доктора Живаго» Евгений Борисович был совершенно несведущ в отношении политической подоплеки и угроз, с которыми был вынужден иметь дело Пастернак вместе с Ольгой Ивинской.
<…> В 1989 году, когда уже не было необходимости прибегать ко лжи, чтобы избежать преследования со стороны властей, Евгений Борисович пишет в книге «Материалы к биографии», что весной 1956 года «представитель иностранной комиссии СП привез в гости к Пастернаку члена ИКП С. Д’Анджело. <…> В обстановке официального визита рукопись романа была передана Д’Анджело для ознакомления». Евгений Борисович и по прошествии 33 лет все еще не был в курсе совершенно неофициального характера переделкинской встречи, но в особенности твердого решения Пастернака опубликовать свой роман за границей. Иными словами, Евгений Борисович ничего не знал о побудительных мотивах того, что Ивинская назовет романом о романе.
В выступлении Евгения Борисовича на презентации 11 сентября 2007 года вновь прозвучала его навязчивая мысль, которую он десятилетиями упорно внедряет в головы читателей, о том, что Ивинская
Ироничная реакция Серджо на эти речи Евгения Борисовича вызвала резкие нервные выкрики жены Евгения Борисовича в адрес Д’Анджело, на что сидевшая со мною рядом Лена, живущая на Вятской улице и хорошо знавшая семью Ивинской, с удивлением воскликнула: «Откуда столько злобы?»
Видя, что страсти разгораются, слово взяла доктор филологии Мариэтта Чудакова, известный в культурном мире историк литературы и писатель. Она, как обычно просто и ясно, сказала:
— Я говорю сейчас как исследователь, хорошо знающий примеры из истории русской литературы. Ни один настоящий мужчина, тем более из великих писателей, к которым несомненно относится Борис Пастернак, никогда не совершает принципиальных поступков под давлением или поддавшись на уговоры любимых женщин или друзей. Он совершает все решающие поступки и действия только согласно своему личному пониманию проблемы и только в соответствии со своей личной волей.
Аудитория, присутствовавшая на встрече в Литмузее, разразилась аплодисментами, а Серджо восхищенно произнес: «Браво, синьора!»
Казалось, слова мудрой и беспристрастной Чудаковой подвели черту под спором о независимости воли Бориса Пастернака от влияния окружения. Но после отъезда Серджо из Москвы, 14 сентября 2007 года в газете «Известия» появляется интервью журналистки Кочетковой с Евгением Борисовичем и Еленой Владимировной Пастернак. В нем приводится утверждение Евгения Борисовича о том, что «в результате миланского разбирательства Д’Анджело присудили 30 процентов гонораров за „Доктора Живаго“, что, по словам Д’Анджело, составило 10 миллионов долларов».
Откуда появилось это грубое и ложное утверждение, известно, видимо, только Воланду. В своей книге Серджо ясно написал, что отказался от претензий, когда ему сообщили о подписании соглашения с Фельтринелли, в котором в качестве наследницы Пастернака присутствует наряду с сыновьями Пастернака и Ольга Ивинская.
Серджо получил в 1972 году, уже после странной гибели Фельтринелли, со стороны издательства Фельтринелли только компенсацию расходов на адвокатов, что составило около 50 тысяч долларов. Кому нужна эта сознательная клевета в адрес Д’Анджело о якобы полученных им «пастернаковских миллионах» в публикации «Известий», видимо, не знает и сама журналистка Кочеткова.
Интересно узнать, кто запретил журналистке взять интервью у самого автора книги, Д’Анджело — живого свидетеля и прямого участника борьбы за издание «Доктора Живаго». На чтение книги «Дело Пастернака» у Кочетковой, видимо, не нашлось времени. Опубликовав в своей статье слова Чудаковой, журналистка смогла бы закрыть тему, но, видимо, и этого ей не позволили сделать.
В «заметках» Евгения Борисовича, которые он привел в качестве послесловия к книге Д’Анджело, меня особенно поразил неожиданный пассаж на странице 166. Евгений Борисович пишет:
Из этой книги я теперь понял, что Д’Анджело хотел найти в архивах КГБ подтверждение того, что вмешательство Инюрколлегии как защитника прав наследников Пастернака было обусловлено осведомленностью КГБ о тайном желании Д’Анджело учредить премию Пастернака. Удивительно, как заразна мания преследования со стороны КГБ, которой были больны сотни тысяч людей в советское время, но того, что она переносится через границы, мы тогда не подозревали.
Я перечитал это откровение Евгения Борисовича несколько раз, не понимая, кто это пишет. И вспомнил слова Мити: