Ларец Марии Медичи
Шрифт:
— Да.
— Хорошо. Так как вы отвечаете на вопрос о древности?
— Отрицательно. Я не знал.
— Это было во вторник?
— Что?
— Продажа иконы.
— Да, во вторник. Часов около четырех.
— Ваш сосед был в то время дома?
— Не знаю… Не помню…
— А что вы делали после того, как иностранец ушел?
— Поехал к одному старичку-коллекционеру, к Дормидонтычу. Это можно проверить…
— Когда вы ушли от него?
— Часов в семь.
— Как
— Среду?
— Да, что вы делали назавтра, после продажи?
— В среду?.. Постойте! Кажется, я был весь день дома. Отделывал интерьер.
— Кто-нибудь может это подтвердить? Лев Минеевич?
— Не знаю, право… Возможно. Мы уже так привыкли к совместному существованию, что перестали замечать друг друга. Я по крайней мере… И он, наверное, тоже… Хотя именно в тот день — да, совершенно точно, в среду, часов около пяти, — ко мне приходил Кирилл Анатольевич Воздвиженский!
— Кто он, этот Воздвиженский?
— Проректор духовной академии.
— Он согласится подтвердить, что приходил к вам?
— Я так думаю! Он же действительно приходил. Лев Минеевич, вспоминаю теперь, даже открыл ему дверь.
«В таком случае у тебя железное алиби. И на вторник и даже на среду… Как я и ожидал, налицо алиби…»
— Как, где и когда вы познакомились с иностранцем?
— В комиссионном на Арбате, в понедельник, совершенно случайно разговорились.
— Вы продолжаете настаивать на прежней версии?
— Не понимаю…
— О случайном знакомстве в магазине я уже слышал от вас в первую нашу встречу.
— Ну и что? Как было, так и говорю.
Люсин чуть приподнял брови и повел плечом, всем своим видом показывая, что лично ему совершенно безразлично, врет Михайлов или же говорит правду.
— Я же вам правду говорю! — наклонился к нему Михайлов.
— Сколько раз вы встречались с ним после знакомства? — Люсин словно не обратил внимания на эти слова Михайлова.
— Один-единственный раз, у меня на квартире.
— Что вы можете сказать по поводу его исчезновения? Что знаете об этом?
— Абсолютно ничего. Я к этому не причастен.
— Он не делился с вами планами на будущее? Не говорил, к примеру, как собирается провести завтрашний день?
— Нет. Мы говорили только об искусстве.
— Где вы приобрели эту икону?
— У одной старухи. Купил.
— За сколько?
— Не помню… точно. Задешево.
— Только что вы упомянули, что не верите в древние иконы, которые можно случайно купить у старухи за двадцатку.
— Разве?
— Представьте себе.
— Ну, двадцатку я употребил в фигуральном смысле, в том смысле, что дешево.
— А продали за пятьсот… Вы часто так продавали иконы?
— Нет. Это был
— А покупали?
— Я, знаете ли, чаще меняюсь.
— Это как понять?
— Старухи любят яркие, новые иконы, без дефектов и охотно отдают за них старые образа. Порой ведь берешь совершеннейшего кота в мешке — абсолютно черную доску! Никогда заранее не знаешь, что из нее получится. Отмоешь, потратишь время и труд, там, — он развел руками, — только пятна облупленной краски и дырки от оклада.
— Вот вы то и дело говорите: «Старуха, старухи…» Это основная ваша клиентура?
— Нет, конечно… Но с ними, естественно, чаще всего приходится вести дело. Да и кто в основном вокруг церквей трется? Старухи опять же…
— А у вас какие дела с церковью?
— Я же реставратор!
— Кто назначил цену за «Троицу»?
— Я.
— И он сразу согласился?
— Сразу. Сам даже взял стремянку и полез снимать.
— Видимо, не в пример вам он правильно распознал ценность вещи.
— Вряд ли…
— Почему вы так думаете?
— Они там, за рубежом, наслышаны о русском Эльдорадо, думают, что у нас Византия чуть ли не на улицах валяется. Купит какой-нибудь дурак попорченную доску восемнадцатого века, а дома у себя кричит, что это Рублев или Дионисий.
— А вы-то откуда знаете?
— Люди говорят.
— Они-то, конечно, все там простофили, — усмехнулся Люсин. — Этот, который у вас «Троицу» купил за пятьсот целковых, тоже, видимо, очень наивный мужик… С кем из иностранцев вы имели дело раньше? Кому и когда продавали иконы?
— Иконы я не продавал и с иностранцами, кроме этого, никаких дел не вел.
— Раньше вы утверждали, что и этого приняли за русского, поскольку он говорил без акцента, но потом одумались и сознались. Откуда на самом деле вы узнали, что он иностранец? Он вам представился?
— Женевьева сказала…
— Стоп! Значит, Овчинникова имела касательство к этому делу? Вы подтверждаете?
Михайлов кивнул и опустил голову.
— Вы подтверждаете? — чуть повысил голос Люсин.
— Да, подтверждаю.
— Какое?
— Она познакомила нас.
— Но вы утверждали, что познакомились случайно, в магазине на Арбате.
— Оно и было случайно в том самом магазине. Женевьева зашла с ним туда. Мы и встретились. Случайно. Мы ведь не договаривались встретиться.
— А что было потом?
— Потом она извинилась, сказала, что торопится, и ушла, мы же остались в магазине. Разговорились. Он спросил моего совета по поводу финифти… Одним словом, на улицу вышли вместе, он заговорил об иконах, и я пригласил его к себе. Тогда я и не собирался ему ничего продавать.