Ларец Самозванца
Шрифт:
– Так что, мир? – проехав подле возка ещё шагов сорок, вдруг спросил Марек.
– Мир! – охотно ответил Яцек. – Мир, Марек!..
4.
Гнедой аргамак споткнулся. Хотя он устоял на ногах, да и вообще не было повода думать, что он сейчас упадёт, Кирилл ощутил, как тревога всё сильнее заполоняет его душу. Кони устали. Люди тоже, разумеется, но люди – они могут и потерпеть. Вот кони!.. Кони, если обессилеют, просто встанут. Встанут, а дальше не пойдут, бей их, гони... Не пойдут! Меж тем, сотня сейчас находилась на узкой дороге – колее,
– Кони обезножели, сотник! – нервно облизнув пересохшие губы, сообщил Дмитр Олень. Как будто сам сотник не видел...
– Ещё немного! – глухо сказал Кирилл. – Сейчас свернём, и из леса выедем!
– Ну да, ты это уже третий раз говоришь! – пробурчал казачий атаман. – Ладно... Я скажу своим...
Его люди, волжские казаки, составляли треть отряда. Самую шумную и буйную треть. В отличие от стрельцов, людей государевых или ратников, преданных лично Кириллу Шулепову, казаки являлись наёмниками, а значит, – были не так надёжны. С другой стороны, без них сотня не прошла бы эти сотни вёрст так быстро и с такими малыми потерями. Кто б тогда разведывал дорогу?
И всё же, куда больше, чем состояние коней, его беспокоили два воза, медленно двигавшиеся в самом хвосте. Четверо тяжёлых раненных на них могли и не доехать до жилья и отдыха. Боже, как надо остановиться! Да чтобы поскорее...
– Что там? – кивнув назад, тихо спросил он.
Прокоп пожал плечами:
– Тяжко! Шагин от Никиты на шаг не отъезжает, а только не шибко это помогает. Мальчишка уже и не в сознание не приходит. Тяжко... Остановку бы, господин!
– Надо ехать! – тяжело ответил Кирилл. – Иначе довезём трупы!
Но им, наконец, повезло – не могло не повезти! Двое казаков ертаула вылетели из-за поворота, и ещё издалека один из них заорал, срывая голос радостным криком:
– Деревня! Деревня впереди, сотник!
– Прибавить ход! – приободрившись и оглянувшись через плечо, крикнул Кирилл. – Прокоп, наших – вперёд! Пищали приготовьте!
Эти приготовления были не напрасны. Если враг, столь долго преследуемый, окажется, наконец, в пределах досягаемости, придётся атаковать даже и с ходу. Охромевшей коннице, пожалуй, будет отведена не главная роль. Сломить возможное сопротивление врага должны будут стрельцы. Правда, что-то давно не слышно громогласного прежде Павла Громыхало... Неужели даже неутомимый полусотник выдохся?!
Тут и деревня показалась – вынырнула из-за деревьев, словно гриб из-под куста – небольшая, удобно устроившаяся на берегу небольшой речушки. Две дюжины домов, тёмных, покосившихся; церквушка – единственное здание в деревне, поднявшаяся выше одного поверха. Чёрные – распаханные, но ещё без всходов, поля. Малое стадо коров на огороженном тыном дальнем выпасе.
–
– Людишек своих готовил, сотник! – громыхнул стрелец над самым ухом. – Да ты не вздрагивай так, я – свой! Не обижу...
– Ты поменьше языком трепли! – сердито посоветовал сын боярский, и впрямь испугавшийся. – Что твои стрельцы?
– Рады! – коротко ответил полусотник. – Соскучились уже на конях ходить! Ждут!
– Добро! – кивнул Кирилл. – Ты давай, слева заходи, а я...
Договорить он не успел. Прямо от деревни на них шли трое глуздырей и прежде, чем они обратили, наконец, внимание на чужаков, казаки, вихрем налетевшие на них, похватали их. Взяли в плен, значит. Ревущих, испуганных, доставили к сотнику...
Укоризненно глянув на довольного Дмитра, Кирилл почесал затылок. Малыши точно знают, есть ли в их деревне чужаки... но как разговорить испуганных глуздырей?
– Кто хочет пряник? – раздался внезапно рядом голос Прокопа. – Большой, красивый... Настоящий московский пряник!
– Я... – несмело ответил один из мальчишек, самый старший.
– Держи! – и Прокоп протянул ему небольшой, крепкий, как камень, но настоящий пряник. – Только смотри, не забудь своим друганам дать!
– Это мои братики! – уже смелее ответил малыш, вцепившись в пряник намертво. – Поделюсь, конечно... А вы кто, дяденьки?
– Мы-то? – удивился Прокоп. – Разве ты не видишь? Мы – воины! Государевы люди Московские! Разве здесь бывают другие?
– Бывают! – подтвердил второй малыш, ещё не всегда выговаривавший букву «р». – Но они злые и пряниками не делятся!
– А сейчас злых дядек в деревне нет? – коварно спросил Кирилл.
Опасливо покосившись на него – ведь пряник Кирилл не давал, малыши почти одновременно замотали головами. Нет, мол, нету!
– И добрых – нет? – уточнил Кирилл.
– Нет! – совсем расхрабрившись, сказал старший малыш. – А это у тебя – ружьё?
Покосившись на пистоль, в который почти уткнулся палец мальчика, Кирилл коротко кивнул:
– Ружьё!
– И ты можешь убить из него злых дядь?
– Могу...
– А они нашу сестрёнку увели! – пожаловался второй малыш. – Мама говорит, что теперь она... Ой!
Старший брат не позволил малышу разболтаться, довольно сильно двинув в бок. Впрочем, главное они уже сказали.
– Прокоп! – негромко сказал Кирилл. – У нас вроде оставалось ещё четверть головы сахара?
– Ну... – нехотя ответил Прокоп.
– Отломи три куска.
– Ладно...
Малышей ссадили обратно на землю и – к их вящей радости – наградили каждого куском крепкого, сладкого сокровища в детский кулак размером. После чего сотня поспешила дальше в село, а малыши, вгрызшись в сахар, пошли себе дальше, в лес. Грибы ждали их...
В деревне же началась паника. Здесь почти любой чужак казался врагом, а уж чужак с оружием другом быть не мог. Местный староста, бледный, худой старик с маленькими поросячьими глазами, близко посаженными по обе стороны от длинного носа, вышел им навстречу с явной неохотой, постоянно оглядываясь назад.