Лариса
Шрифт:
Лариса смотрела, как хлопочет мать у примуса, а потом спросила:
— Мама, а папа принесет мне собачку?
Мать повернула к Ларисе веселое лицо.
— А зачем тебе собачка? — спросила она.
— Семе папа принес. Он его вырастит и отдаст пограничникам.
— А, вот оно что, — улыбнулась мать. — Ну, если попросишь, может, и принесет.
— Вот хорошо бы! — обрадовалась Лариска. Она решила, что сегодня же попросит папу и с нетерпением стала дожидаться его прихода.
Однако сегодня его что-то долго не было. День клонился к вечеру, стекла в окнах стали синими, мама зажгла электричество.
— Что-то долго его нет, — сказала сама себе.
— Спи, Катя, спи, слышишь? — шептала Лариса в уголке своей кукле. — Поздно уже, видишь, на улице темно.
Кукла молчала, но Ларисе казалось, что она противится, не хочет спать, и Лариса все ее уговаривала, стыдила.
— Непослушная ты, — ворчала она. — Все дети давно спят, и тебе пора.
— Правильно, дочка, — поднялась мать. — Пора и тебе спать. Укладывай куклу и сама ложись.
Лариска опомнилась.
— Нет, мамочка, это я нарочно так говорю, чтоб Катя спала, а так еще совсем рано.
— Не рано, доченька. Пошли.
— А я хочу папу дождаться, — упиралась Лариска. — Я попрошу его, чтоб принес собачку.
— Завтра попросишь. А сегодня — спать, поздно уже, — сказала мать.
И хотя Ларисе вовсе не хотелось спать, маму надо было слушать. Она легла на свой диванчик, накрылась одеялом. Собиралась схитрить, притвориться, что спит, а самой лежать и ждать папу: придет — и она попросит собачку. Но в постели было так мягко и уютно, что как ни старалась Лариска, как ни таращила глаза, они сами собой закрывались. Еще виделись ей то Сема, с которым она сегодня наконец-то познакомилась, то вазончик с красным цветком, который она поливала и здесь, на новой квартире, то большие уши Рекса. А потом все смешалось, куда-то исчезло, Лариса заснула.
Проснулась от громких голосов, от стука, от чего-то неведомого и непривычного, происходившего вокруг. Открыла глаза.
Папа стоял посреди комнаты, но был он совсем не похож на того, каким привыкла видеть его Лариса. У него были взлохмаченные волосы, красные глаза и перекошенное, страшное лицо. Руки болтались и казались особенно длинными и большими.
Мама говорила:
— Я целый вечер жду его, волнуюсь, думаю, не случилось ли чего… А он… Явился…
— А что ж… За юбку твою буду держаться? — говорил отец и шатался, шатался, а губы его кривились, дергались.
— На кого ты похож… Весь в грязи… Смотреть стыдно…
И тут Лариса увидела, что папа в самом деле весь в грязи. Брюки в грязи и руки совсем черные.
— Грязный… Смотреть ей уже противно, — говорил и шатался папа.
Мама сказала что-то еще, и тогда стало твориться совсем уж страшное.
Папа вдруг подцепил ногой стоявший у стены стул и с грохотом швырнул его к другой стене. Потом сбросил со стола мамино вышивание. Шатаясь, подошел к подоконнику, на котором стоял Ларисин цветок. Остановился перед ним, с минуту смотрел невидящими глазами, потом схватил вазончик и грохнул его об пол.
Лариса
Мать бросилась к ней.
— Что, доченька, сломал? — тихо спросила она.
— Ага… вот, — показала Лариса. Цветочек отвалился, два листочка оторвались и болтались, как на тонких ниточках. Лариса плакала.
— Ничего, доченька, — успокаивала мама. — Мы его снова в землю посадим. Он оживет. Верхушечка целая.
Вдвоем они собрали землю в вазончик, снова посадили туда веточку. Только цветочек нельзя было прикрепить назад. Словно горячий уголек, лежал он рядом, оторванный от ветки навсегда.
— Вазончик снова зацветет… Будут новые цветочки, — уговаривала мама.
Но Лариска никак не могла успокоиться, так жаль было цветочка. Именно этого, первого, единственного. И она все плакала, плакала.
Когда мама наконец успокоила ее и снова уложила в постель, отец спал, скорчившись у стены на полу.
Часть вторая
СВЕТ И ТЕНИ
1
Пристроившись в кухне у стола, Лариса читала книгу, взятую сегодня в библиотеке. Янка Мавр «ТВТ».
— Доченька, ты бы пошла на Сережку глянула, что он там. Да и картошки надо начистить, — говорила мать, качая на руках маленького мальчика.
— Сейчас, мама, сейчас, — отвечала Лариса, а сама никак не могла оторваться от книжки.
Тогда мать взялась за полотенце.
— Ты послушаешь, наконец, или нет! — замахнулась она.
Лариса встала из-за стола, побежала в угол, где в корзинке стояла картошка. Она чистила картошку, а сама все думала, что бы ей сделать такое же, как те девочки и мальчишки из книжки. Но мать снова окликнула ее.
— Выбеги, доченька, глянь, где там Сережка, — попросила она.
— Так я же картошку чищу, — словно не понимая, чего от нее в конце концов хотят, отозвалась девочка.
— Брось, доченька, на минутку, выйди, посмотри.
«Вот уж этот Сережка, — думает Лариса. Вечно смотри за ним!»
У нее уже было два братика. Сережка и маленький Леник. Ну, Сережка, тот порядочный парень, говорит почти все, а маленький только недавно появился, Лариса к нему еще не привыкла, по имени даже не может назвать. Когда он плачет, а Лариса не умеет его успокоить, она зовет мать: «Иди скорее! Мальчик плачет!»
Правда, то же самое когда-то было и с Сережкой, но теперь Сережка это уже Сережка, его Лариса очень любит, только порою Ларисе так хочется куда-то побежать, поиграть, а Сережка — как кандалы. Вечно надо его нянчить, смотреть, чтоб не убежал, не залез куда, не натворил чего. И тяжелый он, как мешок, на руках не очень-то потаскаешь.
— Сережка! — крикнула Лариса, выбегая во двор.
Ответа не было.
Она окинула взглядом подворье, но мальчика нигде не было видно. Тогда Лариса завернула за угол дома — туда, где были ворота, ведущие на улицу. Сережка стоял у самых ворот и силился открыть калитку. Видно, ему уже стало тесно во дворе, захотелось узнать, что там, за воротами. А там, конечно, было интересней, чем во дворе. По улице проезжали телеги, проносились машины, шли и шли люди.