Ларт Многодобрый
Шрифт:
Ну посмотрел, вправил вывих и порекомендовал постельный режим, пока опухоль спадет. Стандартная рекомендация, короче.
А Машка на меня так посмотрела – я чуть не задымился. И это вместо благодарности.
– Ты мне глазки не строй! Нести я тебя не стану. Сама пойдешь. Завтра.
Вот так мы и упустили караван.
Но я еще не знал, как мне повезло.
У Машки свои планы имелись на мой счет. Хорошо, что я услышал о них потом. А то и здоровую ногу ей «неходильной» сделал бы.
– Ты неправильный ларт. И неправильный
– Ну неправильный так неправильный, – отмахнулся я.
Мне, признаться, ее болтовня была по фигу. После той дряни, сжеванной утром, в пузе так урчало, что я не знал: бежать в кусты сразу или немного погодить.
– Вот догоним караван, и я найду тебе хозяина.
– Зачем?
Кусты подождут, решил я тогда. Не потому, что такой интересный разговор у нас начался, просто не так уж сильно мне приспичило.
– Чтобы хозяин приказывал, а ты выполнял приказы.
– Это с какой же радости?!
Брюхо поддержало мой возмущенный вопль.
– Рабы и слуги должны выполнять приказы хозяина, а хозяин…
– Раб?! Хозяин?!
Кажется, до Машки чего-то дошло. Она заткнулась и начала пятиться. Уперлась спиной в черный ствол, а дальше ни с места. И страха – ни в одном глазу. Только «непокобелимая» уверенность. Мол, я права, а ты как знаешь и можешь. Такой же взгляд был у моей бывшей.
– Значит, хозяин?.. Что будет мне приказывать?.. – навис я над Машкой.
Был у меня недавно такой… «Хозяин», мать его так! И мне до смерти надоели его приказы. Вернее, очень убедительные просьбы. Вроде как: «Этого, Алексей Тимофеевич, надо обязательно вытащить. Уж постарайтесь. И у вас получится. А вот второй ваш клиент может и не пережить операцию: сердце у него слабое, так ведь?»
И это «может» означает «обязательно должен». Тот еще наш главмед «пасхальный зайчик». Волка сожрать может. И не подавится. Мог, точнее. Далеко он теперь. «Хозяин». И вот опять…
– Я сам буду решать, кого мне лечить, а кого резать! Без всякого хозяина… Поняла?!
Потом схватил Машку за плечо.
Зря я это сделал.
До волдырей или обугливания дело не дошло, но сутки этой рукой я пользоваться не мог. Одно хорошо: в брюхе все успокоилось. Как бабка пошептала.
А на следующий день Машка опять тот же разговор завела:
– …тебе же будет лучше. Жизнь у слуги легкая: есть, спать и служить.
– Ну да, легкая… А бесплатный сыр знаешь где?
Но Машка на «сыр» отвлекаться не стала.
– Слуге не надо ни о чем думать, только выполнять. А хозяину нужно думать и за себя и за своих слуг. Хозяину надо трудиться, чтобы…
– Какая тяжелая работа, блин! Прям до слез мне жалко этого… хозяина.
– Это тяжелая ноша, – вздохнула Машка. Будто насмешки моей не просекла. – Вот тебе приходилось думать за других?
Напрасно она надеялась, что я скажу «нет».
– Приходилось,
Взгляд у нее стал очень внимательным. «Не верю» она не сказала, но… чужих мыслей я пока читать не умею.
– А у тебя был хозяин или слуга? – спросил я. Не все же ей спрашивать.
– Нет.
– Почему бы это? Мозги у тебя есть. Вроде как…
Меня опять чуть не покусали глазами. Когда-нибудь за мой язык… ладно, замнем.
– Я колдунья. Меня учили думать и делать.
– Ну и…
– И отвечать за свои дела! – Сказано это было так, что мне расхотелось болтать. Сразу и надолго.
День прошел в глубокомысленном молчании. Больше мы к теме «раб и хозяин» не возвращались.
И не пытались догнать караван.
Только шли по его следам. А идти по следам каравана… Ну это я уже говорил.
– Ларт, ты куда идешь?
– Ага. Щазз я.
– Ларт!..
– Я только гляну, и вернемся на дорогу. Хорошо?
– Ларт, туда нельзя!
– Еще пару метров и…
– Ларт!!!
– Ну ладно, ладно. Мне и отсюда хорошо видно.
Остановился.
Машка стояла сзади и дышала так, будто перегон за поездом бежала. С чемоданом в зубах. А всего-то и делов – сошли с дороги и шагов десять вправо протопали. Там, среди обгорелых стволов камень забавный виднелся. Очень уж знакомой формы.
Четыре стенки, крыша, круглая дырка в стене… Скворечник это здорово напоминало. Цельнокаменный. И «скворец» двухметровый должен быть, чтоб этому сооружению соответствовать.
– Ларт…
– Машка, как это у вас называют?
– Ларт, уходить надо.
– Ответь, и пойдем.
– Ларт…
– Отвечай, Машка. Быстрее получится. И легче. А то ведь меня уносить придется. А я сопротивляться стану. И орать, что меня насилуют.
Девка аж в лице изменилась, пока я хохмил. И глаза у нее забегали: то на меня, то на каменный домик.
– Ну и кто такой страшный в теремочке живет?
Не знаю, чего ее могло напугать. Мне вот наоборот весело и легко стало. Будто домой вернулся. Где меня, блин, любят и ждут. И все теперь будет тип-топ и еще лучше.
– Нельзя говорить. И смотреть нельзя. Непосвященным. – Машка шепчет. И глаза в сторону отводит. И меня за рукав дергает. Типа я не смотрю и ты не смотри.
– Непосвященным, может, и нельзя. А мне можно.
– Только чарутти разрешено. А ты не…
– Откуда ты знаешь?
– Вижу.
Я хмыкаю под нос. Ладно, видящая ты моя, не хочешь по-хорошему, сделаем по-другому.
– Хорошая, кстати, идея насчет «вижу». Пойду посмотрю, как там внутри.
– Ларт! Нельзя!..
– Машка, не надо за меня хвататься. Горячими руками, – это я уже сквозь зубы сказал. Чтоб не заорать. Руки у девки реально стали как огонь. И кожаный прикид меня не защитил.