Ларт Многодобрый
Шрифт:
Как, с кем и в какой позе – про это недоростки пускай болтают. А мне ни перед кем выделываться не надо. Чего могу и сколько – только меня и Марлу колыхает. Вернее, ее-то как раз и не колыхает. Сейчас. Спит она. В моей комнате и на моей кровати. Впервые за эти дни спит у меня. Прежде – уходила.
Марла спит голой – жарко! – только шею ее прикрывает тонкое смятое покрывало. Шею Лапушка защищает зубами и когтями. С некоторых пор такие шутки не кажутся мне смешными. Марла раскинулась на полкровати. Крупные бабы всегда занимают много места. Но и того, чего осталось – на кровати, – мне хватит. Большая в комнате лежанка. Самая большая во всей гостинице. «Люкс» как-никак. Все удобства в номере. Плюс лучшая жратва. Я ведь Ранулу только одну чешуйку дал – светлую, а по местным расценкам получилось, что
Короче, такие вот правила. Нравятся – хорошо! А не нравятся – это только твои проблемы. Мои, в смысле.
Не скажу, что я был очень уж против этих правил, но непривычно как-то, – все с ног на голову перевернуто. Обычно я сам баб выбирал и развлечения заказывал, а тут меня, и по полной программе. И что с Марлой у меня так затянется, не думал. И какие мужики за ней стоят, не знал. И даже не за ней, а под ней ходят. Один Меченый чего стоит.
Здоровый он мужик. Кость широкая, но тощий, как медведь весной. Руки длинные. До колен почти. Ладони, как лопаты. Такими голову прикрыть – и незаметно: голова там, мяч или вообще ничего нет. Да еще шрам на лице приметный – через лоб, нос и правую щеку. На след от когтей похожий, двойной. Интересно, что за зверушка такие следы оставляет? А все повадки у Меченого, как у матерого волчары, что еще не один год будет водить стаю.
Вот только поговорить с ним – «за счастье»: три слова в час мужик выдает. Это когда у него болтливое настроение. Остальные в его команде держат дистанцию. Наверно, крут я для них. Слишком. Раз уж Марла со мной. Или это я с ней? Ладно, потом разберемся.
А Машка стала шарахаться от меня. Как убежденный алкаш от общества трезвости. То хозяина мне хотела найти, чтоб я не пропал сам-один. А когда я вышел на нормальную компашку, стала обходить меня десятой дорогой. Словно и не знакомы мы ни разу. Похоже, у «девочки» Маши мозги повернуты не в ту сторону. То «ларт без хозяина – спасайся кто может!», то «ларт, что спит с бабой, – конец света и все всадники апокалипсиса!» Так и не сказала, к чему все эти страсти. Но из Ранулова заведения удрала с ближайшим караваном. Как крыса с тонущего корабля. Я едва успел поговорить с ней перед отъездом. Странный такой разговор получился, сумбурный. Так и не понял, чего она от меня хотела. Советовала не задерживаться на одном месте, а почему – не сказала. И с собой не звала. Скорее наоборот. Как я понял, от меня и сбежала. С теми двумя, что в постели ее кувыркались.
Оказывается, договор попутчиков они так заключали.
Забавный, однако, метод.
– А чего ж ты со мной ничего такого? Только на словах…
Как тогда на меня Машка посмотрела! Будто укусить хотела.
– С тобой слова потом были. А с ними – все по правилам.
Я открыл рот, вспомнил кой-чего и закрыл. Молча. А что я мог сказать? Если то, чего было между нами в Храме, считать за было, то, получается, и мы заключали.
– А теперь чего?
– Чего? – не поняла Машка.
– Мы вроде как обещали чего-то друг другу…
– Ты мне ничего не должен. Я тебе ничего не должна. Повтори, и мы свободны.
– Обязательно повторять?
– Нет. Хватит и того, что я сказала.
Вот только уверенности в Машкином голосе не было.
Тогда я сказал то, что она ожидала услышать. А потом про нож спросил. В дверь брошенный.
– Я не стала бы тебя убивать. Нож – это не огонь. – А сама глаза отвела.
– Ага, пожалела вроде как. Или тех двоих побоялась обжечь?
Машка ничего не ответила. Молча встала и пошла на выход. А у двери чуть не столкнулась с Марлой. Сказала ей чего-то и посторонилась.
В тот же день Машка уехала. А Марла…
С отъездом я торопиться не стал. А куда спешить-то? К кому и зачем? Вот надоест здесь, тогда можно и манатки собирать. Каких у меня раз-два и обчелся. А все, что есть, то на мне. С караваном можно будет прогуляться или на пароме прокатиться… Говорят, и такое развлекалово здесь есть. Но я за эти дни так ни разу и не видел его. А спросил Марлу – оказалось, раньше предстоящего аукциона парома в этих местах не будет. Ладно, подождем. Мне и без него найдется чем заняться. Поспать, поесть, пообщаться с реальной бабой, еще поесть-поспать. Прям отдых в глубинке, где нет ни телевизора, ни Интернета. Веду такой здоровый образ жизни, что сам себе поражаюсь! Если б не Марла, растолстел бы, к чертям собачьим! Правда, есть еще Меченый с командой, но махать оружием в их компании меня чего-то не тянет. С детства боюсь острых предметов. В чужих руках. Я лучше зарядкой займусь. Потом. После аукциона. Дня два до него осталось. Кажется.
Меченый по-быстрячку ввел меня в курс дела. Умный он мужик, с понятием. Своих парней держит в кулаке. Тех, кто круче его, не задирает. А раз уж мы с Марлой делим завтрак и обед, значит, я очень крутой и меня можно уважать. И развлекать, когда Марлы нету рядом. Не в том смысле «развлекать», а чтоб весело мне было. Короче, это он привел меня на аукцион невест. Посмотреть, выпить на халяву. Ну и прикупить чего, если глянется.
Простые здесь правила, как оказалось.
То, чего продается, само себя и рекламирует. А зрители и покупатели платят на входе медный грошик – боал, берут «сиротскую» деревянную кружку (на литр, не меньше!) и садятся за стол. И не на лавку там общую – на табуретку. Персональную. Высокую, трехногую и с запасом прочности таким, что не сразу и поднимешь. На века делалась, не иначе.
А сам аукцион в большом дворе организовали. В том, что за гостиницей. Ранул его почему-то загоном называет. Но я пока не видел, чтоб в нем чего-то загоняли. Большие столы во дворе установили буквой «П». С разрывом верхней планки. Сквозь этот разрыв и входят «невесты». По одной. Обносят зрителей выпивкой. А те под стеной сидят. Середина для променада и поединков оставлена. Не невест, а претендентов. Стать им несложно. Надо только выпить все из кружки, бросить в нее означенную сумму и поставить тару на поднос, с которым ходит «лот номер такой-то». Сколько кружек, столько и претендентов. А дальше – как на обычном аукционе: небольшая разборка между желающими и победителем становится тот, кто остался. Только в ход не монеты идут – кулаки: кто двинет сильнее других, а сам на ногах устоит. Проиграл – ни фига не получишь. В том смысле – деньги не возвращают. А не нравятся правила – не играй.
Вот я и подумал, что мало найдется желающих играть по таким-то правилам.
Оказалось, играют, и еще как!
Когда первая «невеста» вышла, я чуть с табурета не упал.
У нее из одежды – кожаный мешок. На голове. С дырками для глаз, понятное дело. И кувшин литров на пятнадцать. В руке. А баба несет его одной левой, правой знаки какие-то делает. Кокетничает типа. Так ее гулом и топотом встретили. Довольно громким. Хоть по земле не очень-то потопаешь. Всех она обошла, но наливала едва по трети кружки. Может, принято так, может, чтоб всем хватило.
Мы с Меченым ближе к выходу сидели, так что нам выпивка не сразу досталась. Зато успели рассмотреть «невесту» во всех подробностях.
Слышал как-то выражение – бой-баба, вот она ею и была. Вроде моей Марлы, только в кости потоньше. И кожа темнее. Красно-коричневая, блестящая, как маслом смазанная. А может, и реально маслом. Из украшений – шрамы. Синей и белой краской нарисованы. В чем прикол – я не понял. А подошла поближе – рассмотрел.
Шрамы у нее были настоящие. Такие от резаных и рваных ран остаются. Если зашить вовремя и лечить правильно. Чтоб воспаления не было. У Марлы тоже шрамы есть. Так она воин, а эта… Потом присмотрелся, как «невеста» движется, как руку свободной держит да пальцами шевелит, и сообразил: не кокетничает баба – оружие ищет. А его нет на привычном месте. Наверно, голой без него себя чувствует.