Ластики
Шрифт:
Надеясь пронять шефа, заместитель говорит:
– Ведь не одни мы занимаемся этим делом. Если мы не будем действовать с должной быстротой, нас может опередить другое ведомство… Возможно, это будет великий Фабиус, который снова выступит в роли защитника отечества… И арестует нас всех, если только узнает, что мы добрались до правды и тщательно скрыли ее… Будьте уверены, вам предъявят обвинение в соучастии.
Но шефа, похоже, это не убеждает. С недоверчивым, скептическим видом он бормочет сквозь зубы:
– Правда… правда… правда…
5
Мадам Жан искоса поглядывает в сторону
Но раньше тоже все казалось спокойным, и тем не менее в пятидесяти метрах отсюда, на углу улицы Жонас, творилось что-то неладное. Это началось еще в сентябре – иначе зачем бы комиссару вызывать ее сегодня. Наверно, она, сама того не зная, как-то участвовала в их нечистоплотных делишках. Но в любом случае пользы ей от этого не было никакой.
Она без всяких опасений выдавала письма этому типу: мало ей было возни с номерами на карточках, не хватало еще физиономии адресатов проверять. Должно быть, он приходил часто: малышка Декстер его запомнила. Он-то, разумеется, сказал, что это был кто-то другой, и мадам Жан с ним спорить не намерена! Они уже большие, пускай сами разбираются. Только вот у нее есть доказательство, что это был именно он: если сегодня утром ему так нужна была другая почта, значит, на эту почту он прийти уже не мог: его бы сразу узнали.
Когда она увидела его снова, после обеда, он был такой усталый, что даже заснул на столе. Чем он занимался все утро? Уж точно не телеграмму отправлял. И зачем он опять здесь болтается?
Эмилия считает, он врач, – что ж, может быть, и так. Одет хорошо, лицо серьезное. Мадам Жан пытается представить себе Уоллеса в больших очках, о которых говорила старая дева; действительно, самый настоящий врач. Что, впрочем, не мешает ему быть преступником.
«Знаете, странные у нас тут бывают врачи». А ведь это чистая правда. Вдобавок они тут и не очень знающие: все это заметили, когда была эпидемия. Но этот парень хитрец. Сумел даже комиссара обойти: можно было подумать, это он ведет допрос! Он так уверенно отвечал малышке Декстер, что она, бедная, больше ни слова сказать не посмела. Теперь у них мало шансов найти преступника.
Мадам Жан воображает себе странное стечение обстоятельств, при котором преступник оказывается во главе расследования. И поскольку ей никак не удается довести эту сложную логическую операцию до конца, она решает отвлечься от происходящего – и переключается на другие мысли.
6
Голос непомерной силы наполняет зал. Исходя от невидимых громкоговорителей, он ударяется о стены, оклеенные объявлениями и рекламными плакатами, и стены отражают, усиливают, размножают его, наделяют многочисленной родней: более или менее искаженными отзвуками и резонансами, среди которых простые слова теряются – они превращаются в голос гигантского оракула, могучего, невнятного и устрашающего.
Рев прекращается так же внезапно, как начался, и вновь становится слышен разноголосый гомон толпы.
Люди снуют во всех направлениях. Очевидно, они поняли – или думают, что поняли – переданное по радио объявление, так как суматоха усилилась. Среди передвижений на короткое расстояние, производимых на небольшом участке зала, – между расписанием и кассой, от указателя к киоску, – или в других местах, где наблюдается хождение с неясной целью, нерегулярное, хаотичное, – среди бурлящей массы, которую до этого лишь на миг прорезала какая-нибудь менее случайная траектория, теперь выделились несколько сильных течений; в углу берет
У доктора Жюара нет ни чемодана, ни билета. Его не интересует расписание поездов. Он не понял, о чем объявили по громкоговорителю. Характер его передвижений, как и все его поведение вообще, за это время не изменились: он делает пять шагов вдоль стены, между буфетом и телефонными кабинами, затем поворачивается кругом, делает два шага в обратном направлении, смотрит на свои часы, поднимает глаза к циферблату вокзальных часов, продолжает путь до первой кабины, затем поворачивает назад, останавливается, несколько секунд отдыхает… и опять неторопливо идет к буфету. Тот, кого он ждет, запаздывает.
Снова раздается предупреждающее потрескивание, и по залу прокатывается гром божественного голоса. Это чистый, сильный голос; и только внимательно прислушавшись к нему, замечаешь, что ничего из сказанного понять невозможно.
Последнее сообщение короче предыдущего. Никакой ощутимой реакции в толпе оно не вызвало. Доктор Жюар, застывший было на месте, снова принимается расхаживать взад-вперед у телефонных кабин.
Но эти слова, как будто не достигшие своей цели, оставили у него смутное тревожное чувство. Если объявление не предназначалось для пассажиров, то смысл его мог быть и таким: «Доктора Жюара просят подойти к телефону». Как-то в голову не приходило, что этот чудовищный голос мог взывать к нему. Впрочем, если вдуматься, маловероятно, чтобы помимо сведений об отправлении поездов вокзальные громкоговорители передавали еще и частные сообщения.
Оказавшись в очередной раз перед телефонными кабинами, маленький доктор замечает, что на них нет номеров, а стало быть, голос не смог бы уточнить, к которому из телефонов его просят подойти. То есть ему пришлось бы поочередно снимать трубку в каждой кабине… Не так уж это и трудно, а если бы какой-нибудь служащий спросил, зачем он это делает, он сказал бы, что не знает, в которую из кабин ему звонят. Простое, понятное объяснение. Но, к сожалению, есть риск вмешаться в чужие разговоры и ввязаться в еще одну скверную историю, как будто ситуация, в которую он попал, еще недостаточно сложна. Он вспоминает злосчастный день, когда познакомился с тем типом: именно так это и случилось, он неправильно набрал номер, а затем события стали разворачиваться с такой быстротой, что он оказался связан по рукам и ногам; и мало-помалу дело дошло до того, что он согласился… Впрочем, тот тип не оставил ему выбора.
А теперь еще Дюпон решил укрыться у него, как будто он единственный хирург в этом городе! Именно у него, «врача мафии»! Это определение, хоть и не очень-то подходящее в данном случае, вполне соответствует самоощущению, которое не покидает его после той, единственной встречи: он чувствует себя связанным. И поскольку он ни за что не станет использовать имеющуюся у него информацию против них, то его положение представляется ему однозначно: он у них в руках, в полной их власти. Малейший промах – и они избавятся от человека, который стал им не нужен. Например, если бы они вдруг узнали, что их последняя жертва со вчерашнего вечера скрывается у него в клинике…