Ласточка с дождем на крыльях
Шрифт:
– Когда кончится бардак в нашем доме? – спросил Ярослав Петрович.
Лена пожала плечами:
– Честно говоря, Яр, особого бардака я не вижу. Конечно, шумно, люди, бестолково, но сейчас так у всех, у кого взрослые сын или дочь. Молодежи надо где-то общаться. Специальных клубов у нас нет. Я понимаю, тебе нужен отдых, да и я изматываюсь за день. Но что делать? Необходимо, Яр, терпеть. Или срочно делать им кооператив. И вообще с возрастом мы стареем душой. Вспомни, что ты делал в молодости…
– Вкалывал.
– Ну… сейчас другие времена.
– Времена
– Еще успеет, навкалывается. Учти, у них, нынешних акселератов, все по-другому. У них тело взрослого человека, а душа ребенка.
– Однако жрут они, извини за выражение, отнюдь не как ребенки. Холодильник у нас всегда чистый.
– Ну, это, знаешь… Сейчас, слава богу, не война и мы можем побаловать молодежь. Они не придают еде такого значения, как наше поколение. Для них главное – состояние духа, настроение. Нервная система у них совсем не защищенная, не окрепшая, а ты привязался к нему с этим Гариком. Ну и что страшного, если мальчик поживет у нас несколько дней? Стеснит, что ли, объест? Ты стал какой-то нервный, Яр, в последнее время. Особенно когда возвращаешься из командировок. Все тебе в доме не так.
В это время из комнаты Владика донеслись рыдания Ассирийца.
– Вот видишь, до чего они довели мальчика.
– По-моему, он просто пьян. Ладно, я пошел спать. У меня завтра тяжелый день. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, дорогой. Дай я тебя поцелую.
Она дотронулась губами до его лба. От нее пахло сгоревшими рожками и дорогими французскими духами.
В прихожей Ярослав Петрович споткнулся о седло. Седло стараниями молодежи уже было превращено в «икебану». Из него торчали ветки, пучки травы, бутылки из-под виски и кока-колы. В самом центре была просверлена пепельница, откуда матеро тянуло горелым табаком.
5
С утра на Красина навалилось столько дел, что он забыл про дурацкие фотографии, угрожающие письма, неприятный разговор о шофере и семейные неурядицы. Люди, звонки, бумаги, опять люди, опять бумаги, летучие совещания, утверждения проектов.
Позвонил Гордеев. Он словно выскочил из телефонной трубки и навалился на Ярослава Петровича, загромоздив собой кабинет, пространство под окном, часть прихожей. Красин как будто почувствовал запах коньяка, костра, шашлыка, далекое дыхание Ледника.
– Слушай! – загрохотал в трубку Игнат так, что она завибрировала в руках. – Ты как добрался, а? Ты не очень утомился? А то приезжай, мы тебе настоящий отдых устроим. Поселю тебя в ауле Красный, а? Пастухом назначу. Будешь овечек пасти! Порода райская! Ха-ха-ха! Как там с моим проектом? Докладывал главному?
– Докладывал.
– Ну и как?
– Ругается.
– Серьезно или понарошку?
– Ты позвони ему сам. Нужны солидные аргументы. Там, у вас, вроде бы убедительно, а здесь звучит как-то несерьезно.
– Ну как же, столица, – ничуть не обиделся Гордеев. – Вокруг одни стольники,
Красин работал допоздна. Не хотелось ехать домой, видеть неизвестных людей, ругаться с сыном, спорить с женой…
Заглянула Танечка.
– Я не нужна больше, Ярослав Петрович?
– Нет, Танечка… Можете идти.
Но секретарша не уходила, мялась.
– Что-нибудь случилось? Опять анонимка?
Щеки Танечки слегка порозовели, еще никогда Красин не видел свою помощницу такой смущенной.
– Я вам… Я вас… хочу пригласить на мороженое.
– На мороженое? – удивился Ярослав Петрович и тоже почему-то смутился, покраснел.
– Да… Есть важный разговор.
Красин усилием воли переборол смущение.
– Мороженое замораживает тайны?
– Возможно…
– Где?
– Кафе «Ласточка».
– Хорошо. Я жду вас там через полчаса. Но учтите, платите вы.
– Разумеется. Кто приглашает, тот и платит. Уж это-то я знаю.
Танечка старалась говорить непринужденно, раскованно, но это ей не удавалось. Голос звучал грустно и тревожно.
Кафе «Ласточка» располагалось неподалеку, и Красин решил отпустить Колю, пройтись пешком. После истории с индийскими ресторанами на шофера просто было страшно смотреть. Он почернел и спал с лица. Жену в тот день он обнаружил дома, но под хмельком. На «допрос с пристрастием» она отвечала с не меньшим пристрастием, не оборонялась, а нападала, обвинив Колю во всех смертных грехах. «Спуталась с грузином», – сделал заключение Коля. Заключение его основывалось на крупном, явно не магазинном мандарине, найденном у Веры в кармане плаща.
Кафе «Ласточка» оказалось битком забитым. В основном это было молодежное, «джинсовое» кафе. Беззаботный смех здоровенных парней с почти детскими лицами и угловатыми детскими движениями. Непременные «Мальборо», сухое вино, кофе – все как в фестивальных фильмах, которые все присутствующие знали наизусть.
Красин с трудом отыскал два свободных места, на второй стул положил шляпу. Заказал сухого вина, кофе, мороженое и пачку «Мальборо» для Танечки.
Секретарша пришла вовремя. Она не растерялась от суматохи, криков, дыма, лишь остановилась на пороге и близоруко стала выискивать его глазами. Очевидно, она бывала в этом кафе. Красин привстал и помахал Танечке рукой.
Она сняла плащ, повесила на спинку стула, посмотрела на него.
– Вам здесь не нравится?
– Нет, почему же…
– А мне очень. Здесь, среди этих беспечных лохматиков, я молодею лет на десять.
Ярослав Петрович налил себе и ей вина, и они молча выпили, как-то вполне естественно, без всяких тостов, словно делали это постоянно.
– Ну? – спросил Красин.
– Я… никогда этим не занималась… Ярослав Петрович, – с трудом выдавила Танечка. – Может быть, это очень похоже на донос… но при этих обстоятельствах… Я просто обязана…