Ласточкин хвост
Шрифт:
И тут внезапно налетевший порыв ветра погасил светильники, на миг погрузив тронный зал во тьму. Гёделе ощутила, как воздух стал холодным и острым, как зимой на сильном морозе, когда каждый вдох режет горло острым ножом. Мертвенным светом зажглась поверхность зеркала — пошла мелкой рябью, отразив уже знакомую ей лестницу, ведущую в никуда. А затем в его раме показался король, успевший измениться за несколько мгновений.
Теперь на неё смотрел… Рейнарт. Вместо старых лат — потрепанный плащ, вместо усталости во взгляде — холодная решимость. Но не успела девочка броситься к нему, как отражение вдруг занялось пламенем,
То, что происходило сейчас, слишком живо напомнило ей Всплеск. Только на месте Юпа был Рейнарт, чьё лицо таяло буквально на глазах. Чья кожа стекала по щекам подобно плавленому воску…
А потом он просто исчез, повернувшись к ней спиной и шагнув в зеркальный водоворот, когда крик застрял в горле. Уже не думая о том, что делает, Гёделе рванула вперёд в единственном стремлении догнать, вернуть, спасти и больше не отпускать…
Но теперь уже коварное зеркало испарилось прямо перед ней, и знакомая пропасть приняла испуганную волшебницу в свои объятия.
II
Гёделе рывком села на кровати. По спине, вдоль позвоночника, стекал холодный пот, от которого ночная рубашка неприятно липла к телу. Сердце бешено стучало в груди.
Откинув одеяло, девочка опустила босые ступни на пол и зажгла лампу. В тусклом жёлтом свете, столь непохожем на пламя волшебных светильников, её тесная комнатка уже не казалась страшной. Даже несмотря на ветки клёна, что царапались в окно. Это, пожалуй, был единственный звук, что нарушал полночную тишину.
После случившегося на берегу Хелскё и допроса в Департаменте тётя Бет запретила ей и носа из дома выказывать. Поэтому она ночевала одна, неся тяжкое бремя домашнего ареста. До тех пор, пока не отыскали виновника всех этих ужасов, правила поведения были предельно просты: никаких гуляний, никакой магии, никакого Рейнарта. В порядке возрастания важности запретов.
Гёделе заметила, как смотрела на неё тётя Бет, когда девочка вернулась домой на служебной машине Департамента в сопровождении Рудольфа Моритса. После града вопросов, который на них обрушили, их с Рейнартом просто разделили, и всю дорогу она пыталась молчать, слушая красивый низкий голос следователя. Всё, что она могла рассказать, было уже сказано, и девочка пребывала в лёгком шоке оттого, что всё обернулось так просто для неё самой — несовершеннолетней одарённой без малейшего намёка на регистрацию. И потому, несмотря на доброжелательность Моритса, который всю дорогу поглядывал на неё с нескрываемым интересом, Гёделе чувствовала смутный подвох. Или ей попросту передалось настроение Рейнарта, который явно был не рад встретить университетского товарища. Если бы она только могла расспросить его после, узнать, что между ними стряслось…
Включив свет в прихожей и ванной комнате, она открыла кран умывальника. Холодная вода, как всегда бывало кроме вечерних и утренних часов, текла тонкой ниточкой, горячей не было вовсе. Набрав полную пригоршню, девочка брызнула в лицо и фыркнула, прогоняя остатки сна. После увиденного ей и в голову не пришло перевернуться на другой бок и спокойно уснуть до утра.
Того, что она узнала о собственном даре, было достаточно, чтобы понять: Гёделе привиделся не просто сон, отличный от десятка других. Это было нечто большее: предостережение, угроза, опасность. Как если бы красная лампа мигала
Гёделе ощутила, как рёбра вдруг сжало стальным обручем и стало трудно вдохнуть. Если бы у него был телефон, она бы уже бежала к соседям напротив, забыв про запрет покидать квартиру. Если бы она могла увидеть его сейчас, чтобы убедиться, что всё в порядке…
Девочка металась по дому, словно залетевшая в форточку синица, — включала свет и тут же выключала, будто никак не могла принять единственное решение. Часы показывали пятнадцать минут первого: последний трамвай прошёл мимо дома около часа назад.
Сев на кушетку, она обхватила голову руками. Всё, что происходило в Ньив-Дармуне, было как-то связано с разрывами Вуали. Как и она сама. Как и Рейнарт. И теперь Источник, находившийся по ту сторону, давал ей подсказку, предупреждал об опасности. Кем она будет, если не откликнется на зов?
Трусихой.
Бросившись к гардеробу, она оделась в мгновение ока, схватив попавшееся под руку нелепое платье, расшитое васильками, и, оставив кровать незаправленной, уже натягивала пальто. По-хорошему, надо было оставить тёте Бет записку, но не зря говорят, что умные мысли приходят после. Спешка же рождает в голове сплошную кашу, и нередко случается так, что собственное имя забываешь. Хорошо, хоть ключи успела схватить со стола, прежде чем захлопнуть за собою дверь и сбежать по ступенькам.
Ничего, она надеялась, что к десяти утра, когда Лейсбет вернётся домой, она уже будет ждать её в кухне.
Первым же порывом ветра девочку едва не сбило с ног. Непогода шла с севера и только усиливалась в последние дни — по радио передавали штормовое предупреждение, из-за чего на время остановили работу столичные порты — как морской, так и воздушный. Гёделе прикинула, что до Юст-Зейна она сможет добраться за час, если поторопится. И постарается не попасть на глаза полицаям, патрулировавшим город в ночное время. Улицы Ньив-Дармуна были пустынны в этот час, если не считать бездомных дворняг, которые искали, чем бы поживиться на свалках.
Однако стоило ей загнать поглубже страх и миновать несколько кварталов, как за спиной вдруг раздался свист. Насмешливый, издевательский, от которого все внутренности враз скрутило болезненным узлом.
— Не рада встрече, рыба? Я вот рад, давно не виделись. Успел соскучиться, знаешь ли.
Этот глухой самодовольный голос она узнала бы из тысячи.
III
Всё случилось в конце октября — в паре кварталов от школы, там, где глухая стена новостройки встречается с парковой оградой, — когда ранний сумрак окутал Ньив-Дармун.
Гёделе потом ещё не раз задумывалась, что было бы с ней, пойди они другим путём или задержись на полчаса. Случился бы Всплеск в другой ситуации или настиг бы её, как и всех, через десяток лет? А, быть может, и вовсе никогда. Задать этот вопрос Рейнарту она не решалась, потому что никогда не рассказывала, что именно произошло в тот день.
Их было пятеро или шестеро — высоких типов, одетых в чёрное. На рукаве у каждого — кожаная нашлёпка со свинцовой пулей. Девочке приходилось слышать о Братстве прежде, но лишь вскользь.