Ласточкин хвост
Шрифт:
То, что лежало на каталке, опутанное сетью проводов, уже не было человеком.
Сделав над собой усилие, Никлас шагнул вперёд. Стеклянная крошка хрустнула под ботинком. Порыв ветра ударил в лицо — бессильно опали занавески.
Навстречу ему выбежал молодой доктор: лицо перекошено, в глазах — уже не страх, нет. Нечто большее.
— Марта! Звоните в Департамент, пусть пришлют кого-нибудь! — подхватив под руки медсестру, явно пребывавшую в шоке, он увлёк её в сторону приёмной. — Скорее, скорее!..
На краткий миг Никлас
Тело уже не сотрясали судороги — наоборот, покрытое каплями пота лицо со впалыми щеками выглядело безмятежно. Сделав попытку подняться, пациент пошевелил пальцами. Ремни натянулись до предела.
— Вот досада, — одержимый цокнул языком. — Не поможешь?
Вопрос прозвучал почти вежливо. Никлас почувствовал, как нарастающий гул в ушах затих, будто нажали на кнопку, — разом. Он всё ещё стоял на пороге, прикованный необъяснимой смесью отвращения и любопытства. Не каждый день встречаешься с гайстом вот так.
Не каждый день твой разум противостоит концентрации того, что Йонссен ненавидел в клятой магии, — её тёмного, разрушительного начала, о котором ходило столько слухов. Злые духи, пришельцы, гости с другой стороны — у них были десятки имён на любой вкус. Кто-то полагал их первопричиной, кто-то — лишь следствием, симптомом магической болезни, охватившей мир. И если недуг удалось взять под контроль, то гнойные нарывы продолжали напоминать о себе время от времени.
Теперь пришла пора узнать, где кроется правда, а где — вымысел.
— Ну, что надумал? Времени у нас немного, учти. Если поторопишься, поведаю сказку о златокудрой принцессе и злой колдунье, — тонкие губы изогнулись в подобии усмешки. — Хочешь услышать о своей принцессе?!
Голос гайста перестал быть мужским. Детский плач, женский крик и вой сонма чудищ вновь сошлись в единое эхо. Вдоль позвоночника скользнула ледяная змея. Неужели он и правда знает о Рине? Или очередной клятый фокус?
— Ты и сам неплохо справишься, — Никлас с трудом отодрал присохший к нёбу язык. — Зачем тебе помощь?
Гайст кивнул на трубку, торчавшую из вены. Капельница неумолимо отсчитывала дозу успокоительного.
— Убери её, — тихое, вкрадчивое шипение, — и я расскажу, как принцесса томится в глухом подземелье. Ждёт отважного рыцаря. Как стережёт её стоглавое чудище, — он осклабился, и нитка слюны потекла по подбородку, — и как жадные крысы обгладывают белые пальчики…
— Заткнись!
Бросившись вперёд, Никлас наткнулся на невидимый барьер. Пол реанимации снова завибрировал.
— Думаешь, всё ложь? Ошибаешься. Правду говорить куда как интереснее… Жаль,
Голова гайста дёрнулась, будто он услышал нечто неподвластное человеческому уху. Глаза вдруг затянулись сизой дымкой, а тело вновь напряглось всеми мышцами. Один из ремней лопнул, и игла, выскользнув из вены, звякнула о край стола.
— Ну уж нет, — Никлас успел сделать два шага, прежде чем новый порыв ветра толкнул его за порог. Выбил весь воздух из лёгких и заставил зайтись удушливым кашлем. Будто назойливую букашку щёлкнули ногтем ради забавы.
Поднос с инструментами опрокинулся следом, и хирургические скальпели зависли в воздухе напротив него. Острие нижнего указывало в грудь, верхнее — целилось в голову.
— Увы, в этой грустной сказке принцессе не суждено встретить рыцаря… — за стуком хлопающих окон Никлас различил что-то ещё, и оно неотвратимо приближалось — как разрушительный шторм, что шёл на Ньив-Дармун, — всё потому, что он слишком глуп! — Разноголосье сорвалось на визг, и Никлас инстинктивно вскинул руки в попытке заслониться. Он уже не видел, но знал, что лезвия летят точно в цель.
Только в последний миг им что-то помешало на пути. Сбитый с ног, он ощутил последний удар, прежде чем багровый всплеск боли сменился темнотой.
…Дождь идёт второй день.
Склонившееся к земле небо дышит тяжестью. Воздух пахнет осенью. Стонут над головой пожелтевшие ясени, а в солдатских сапогах вовсю хлюпает вода.
— Ты как, салага? Держишься? — от хлопка по плечу Никлас вздрагивает и крепче сжимает в ладонях винтовку. Гладит пальцами деревянный приклад, по которому стекают капли влаги, и это простое действие вселяет в него толику уверенности.
— Держусь, — кивает он.
Седой Кас отвечает довольной улыбкой. По лицу его стекают крупные капли. Одна, похожая на чернильную кляксу, замирает на кончике носа, и рядовой утирается промокшим насквозь рукавом.
— Это ничего. На севере сейчас, должно быть, снег валит, так что мы ещё везунчики, — несмотря на белые, как иней, волосы и ранние морщины, Кас не намного старше. Лет на десять или двенадцать, не больше.
Никто в отряде не знает, что Никласу едва сравнялось четырнадцать. Пришлось надбавить пару лет — благо, что ростом он почти догнал отца, да и голос совсем осип от вечностылой осени. Редко когда в родных краях стояли столь холодные месяцы — не иначе как без магии не обошлось. Да только не ему рассуждать о возможностях имперских волшебников. Его задача простая: рой себе траншею от отметки и до вечера, да укрепляй бруствер, чтоб не обрушилась насыпь, размытая дождевым потоком.