Лавка сновидений Юнсыль
Шрифт:
— Тогда я самостоятельно ее вдохну. Но мне придется выпить около десяти бутылок, чтобы она подействовала, — резко ответил Кассель и потянулся за еще одним флаконом.
На самом деле это был всего лишь блеф. Просто угроза. Десяти баночек пыльцы хватило бы, чтобы усыпить десять тысяч обычных людей.
Тингл снова вскочила и вцепилась в указательный палец Касселя, пытаясь хоть как-то его остановить. Но ее усилия не оказали на принца никакого влияния. И когда Кассель попытался открыть флакон, Тингл начала плакать навзрыд.
— Я поняла! Хорошо! Я сделаю вам инъекцию, сделаю… Ваше сиятельство,
Кассель посмотрел на Тингл, которая рыдала, держась за его палец, как за спасательный круг, — и ему стало не по себе. Кассель не помнил себя без феи, они всегда были вместе. Когда он сказал свое первое слово, когда начал управлять пыльцой снов — всегда. Тингл была эталоном феи грез. Неизменно оптимистичная, преданная и улыбчивая. А сегодня Кассель впервые увидел, как она плачет. Принц убрал руку с крышки флакона и осторожно усадил Тингл на ладонь.
— Прости меня. Прости меня, Тингл. Я не хотел заставлять тебя плакать, ты же знаешь. Родители Юнсыль так много для меня значат — они же мне почти как родные.
— Как бы то ни было, вы все равно важнее… Я все сделаю. Максимально безопасно. Я постараюсь…
«Так что, пожалуйста, не пытайтесь стать безумным королем Доиром», — казалось, именно эти слова собиралась сказать Тингл, стоя на коленях на ладони Касселя и склонив голову. При виде этой сцены у принца защемило сердце от чувства вины. Он не хотел угрожать Тингл. Но ведь и сам был в отчаянии.
— Я знаю, что это трудно, Тингл, но сделай мне одолжение. Я хочу, чтобы ты вдохнула в меня три флакона, потом посмотрела, как я себя чувствую, и, если все будет нормально, добавила еще один или два. Думаю, именно столько пыльцы потребуется, чтобы хоть в какой-то мере восстановить сны, которые съел Пожиратель.
Конечно, было неясно, возможно ли восстановление снов в принципе, но Кассель намеренно избегал пессимистических мыслей. Он должен был хотя бы попытаться.
Кассель протянул Тингл пузырек и лег на кровать. Закрыв глаза, он сосредоточился на ощущении, как снадобье распространяется по телу. Когда внутрь попадает сразу большое количество пыльцы, она входит во взаимодействие с молекулами организма. Поэтому Касселю пришлось задействовать все свои способности, чтобы подавить этот конфликт и дать возможность телу полностью усвоить новую порцию.
Тингл долго смотрела на стеклянный бутылек, в ее взгляде читалась растерянность. Наконец, взяв себя в руки и морально настроившись, она с решительным выражением лица вытащила пробку, плотно закрывавшую флакон. Затем фея принялась собирать рассеянную в воздухе пыльцу, пока та не спрессовалась в комок и не стала издавать грохочущий звук. Тингл тяжело вздохнула — она не была уверена, что принц выживет после инъекций.
Тингл, до последнего момента мучаясь сомнениями, начала вводить сгусток снадобья через правую руку Касселя. Из комочка пыльцы образовалась тонкая, как паутинка, блестящая нить, напоминающая Млечный Путь. Она проникла прямо в кончик указательного пальца принца, откуда вскоре начала растекаться по всему телу.
Эта
Пыльца, введенная в тело Касселя, быстро распространилась по его кровеносным сосудам, нервам, костям, мышцам и внутренним органам. Она ярко сияла под кожей, словно что-то космическое. Когда пыльца только проникла в организм, на мгновение мышцы принца свела судорога.
— Ваше сиятельство, вы должны держаться… пожалуйста.
Тингл казалось, она умирает от беспокойства и чувства вины за то, как поступила с принцем, ради которого готова была даже пожертвовать жизнью.
У Касселя же имелись свои причины думать, что он умирает.
— Мне никто не говорил, что будет так больно!
Ощущения, когда первая ниточка прошла сквозь палец, были еще терпимыми. Но пыльца начала распространяться по всему телу, и мышцы Касселя пронзила невыносимая боль. Он стиснул зубы и попытался внутренне противостоять бушующей внутри него буре.
Сотни миллионов, а может, и триллионы мельчайших частиц пыльцы оседали на кровеносных сосудах и нервах. Они имели режущие края, поэтому проникновение каждой из них отдавалось острой болью, как будто это были иголки, только острее, и не снаружи, с поверхности кожи, а глубоко внутри.
И тут организм Касселя начал бороться против внезапной атаки частиц, вонзающихся в тело принца с целью завладеть им.
— Ой!
Из-за боли пальцы Касселя скрючились, потому что он напрягался изо всех сил и суставы уже не выдерживали. По лицу струились слезы — физиология брала верх. Рот Касселя широко открылся.
Он хотел закричать, но не мог, потому что малейшая попытка напрячь мышцы живота только усиливала боль. Ему хотелось изрыгнуть всю эту пыльцу. Нет, он желал изрыгнуть каждую часть своего тела, которая сейчас страдала от агонии. Лучше жить без всех этих органов. Ему хотелось остаться лишь оболочкой.
Но это было невозможно, и Касселю приходилось подвергать себя мучениям.
— Ваше сиятельство! Нет! Вам нельзя ее отвергать! Вы должны ее принять! — доносился откуда-то голос Тингл, но он был таким далеким, тихим и невнятным. К тому же Кассель был не в состоянии понимать человеческий язык.
Сейчас ему хотелось сдаться и все бросить. С какой стати он должен терпеть эту боль? Ничто в мире не стоило таких страданий. Сомнения заставили его потерять контроль над разумом и волей. Сила, подавляющая пыльцу снов внутри тела, постепенно слабела, и частицы начали неистово метаться, словно в блаженном танце.
Тингл стала беспокоиться. Она нетерпеливо летала вокруг Касселя. Если все продолжится в том же духе, частицы снадобья, которое до сих пор не было полностью усвоено телом Касселя, могли начать сталкиваться и взрываться. И Тингл ничего не могла с этим поделать: после того как пыльца проникла внутрь и осела на кровеносных сосудах, ее уже нельзя было извлечь. Фея не сдавалась и продолжала кричать Касселю прямо в ухо: