Лавр Корнилов

Федюк Владимир Павлович

Все зависело от Верховного главнокомандующего. А его намерения были до конца не ясны. Корнилов вернулся из Москвы, будучи настроен крайне отрицательно в отношении перспектив дальнейшего сотрудничества с Керенским. После встречи с главковерхом Крымов удовлетворенно сказал: «Все идет хорошо. Решили больше не иметь дела с “ними”…» ^{329} Тем не менее Крымов каждый день откладывал свой отъезд из Могилева. Он не был уверен в том, что Корнилов сохранит свою жесткую позицию. Действительно, тот снова медлил. К середине месяца крайне осложнилась обстановка на фронте и Корнилов всецело отдался этому, как бы оттягивая

неизбежное решение.

ПАДЕНИЕ РИГИ

Своим правым флангом русско-германский фронт упирался в Балтийское море в районе Риги. Линия противостояния шла здесь по правому берегу Западной Двины, и лишь у самого города русские войска сохраняли плацдарм на левом берегу. Непосредственную оборону Риги осуществляла 12-я армия Северного фронта. В ее состав входили пять армейских корпусов и две латышские стрелковые бригады, общей численностью более 160 тысяч человек ^{330} .

Северный фронт, как ближайший к Петрограду, и 12-я армия в особенности, считались наиболее пострадавшими от большевистской пропаганды. Именно здесь выходила знаменитая «Окопная правда», прославившаяся своим антиправительственным и пораженческим курсом. После июльского выступления большевиков газета была закрыта, но ей на смену пришел не менее радикальный «Окопный набат». Особенно сильно большевизмом были заражены латышские полки, позднее ставшие «гвардией Ленина».

С середины июля немцы начали сосредоточивать силы на рижском направлении. Делалось это скрытно, но большим секретом для русского командования не являлось. В распоряжении командующего 12-й армией генерала Д.В. Парского находилось вполне достаточное количество живой силы и артиллерии. Подступы к городу были укреплены по последнему слову военной техники. В обычной ситуации за судьбу Риги можно было не беспокоиться, но революция породила новые обстоятельства, с которыми приходилось считаться.

Все лето в Верманском парке и «Демократическом» (бывшем Царском) саду шли солдатские митинги, дело доходило до прямых столкновений между русскими солдатами и латышскими стрелками. Впрочем, и русские солдаты принимали самое активное участие в разгроме пивных заводов и иных хулиганских выходках. Ненадежны были и части, находившиеся на передовой. В начале августа 54-й стрелковый полк панически бежал с позиций при одних только слухах о появлении немцев. Никто не мог сказать, как будут вести себя войска в боевой обстановке.

Точная дата и место немецкого наступления стали известны еще за несколько дней до его начала от перебежчика-эльзасца ^{331} . Штаб армии за несколько часов разослал во все полки и дивизии предупреждение о том, что ночью противник начнет артиллерийский обстрел с тем, чтобы утром попытаться прорвать русские позиции. Действительно, в четыре часа утра 19 августа со стороны немецких позиций начался ураганный огонь. Противник применил химические снаряды, что внесло дезорганизацию в ряды русских войск. Начальник 186-й дивизии генерал Дорфман потерял связь со штабом армии и подчиненными ему частями. Полки дивизии начали беспорядочно отступать. Воспользовавшись этим, немцы в 9 часов утра начали переправу через Западную Двину.

Первоначально захваченный противником плацдарм был невелик — не более шести верст в ширину и трех в глубину. Генерал Парский отдал приказ отбросить немцев за реку. Учитывая силы русских, эта задача была вполне реальной. Но резервные части вводились в бой отдельными бригадами

и даже полками, что позволяло противнику всякий раз сохранять численный перевес. В результате контратака захлебнулась. К вечеру штаб армии покинул Ригу. Связь штаба с подчиненными ему частями и соединениями была потеряна почти на сутки.

На следующий день бои развернулись уже на окраинах города. Против ожидания, наиболее упорное сопротивление противнику оказали большевизированные латышские полки. На узком участке фронта действовало не меньше десяти русских дивизий. Однако связи между ними не было, они мешали друг другу, спонтанные атаки захлебывались в самом начале. Помощник комиссара Северного фронта В.С. Войтинский вспоминал: «Были и звуки Марсельезы, и красные знамена, и комитетчики в передовых атакующих цепях — а затем все катилось неудержимо назад» ^{332} . В условиях начинавшегося хаоса дальнейшее сопротивление было невозможно. В ночь на 21 августа русские войска оставили Ригу.

Отступление быстро превратилось в неорганизованное бегство. В воспоминаниях Войтинского картина этих часов выглядит так: «Дорога запружена обозами. Справа и слева от нее по полям и меж деревьями течет пехота. По-видимому, целые воинские части — полки, может быть, и дивизии. Но в каком они виде — базарная толпа, а не армия! То здесь, то там вспыхивает паника. Поднимается беспорядочная оружейная пальба. Обозные соскакивают с телег и принимаются рубить постромки — некоторые с перепугу рубят колеса. Два раза налетали эскадрильи немецких аэропланов, бросая бомбы в движущуюся по шоссе живую реку — и тогда паника принимала формы совершенного безумия» ^{333} . Немцы фактически не преследовали бегущих. К тому времени, когда отступление было остановлено, русская армия оторвалась от противника на расстояние дневного перехода.

Рижская операция была сопоставима с Тарнопольской катастрофой. Потери русских войск составили 25 тысяч человек, из них три пятых пленными и пропавшими без вести ^{334} . В руки врага попало огромное количество орудий, пулеметов и другого военного имущества. С точки зрения стратегической, потеря Риги означала, что немцам была открыта дорога на Петроград. Но неизмеримо большими были политические последствия этого поражения.

Правые и левые в равной мере использовали известия о падении Риги как способ укрепления своих позиций. В начавшейся перепалке и череде взаимных обвинений ситуация очень скоро стала напоминать разговор двух глухих. Кадетская «Речь» в номере от 22 августа писала: «Теперь ясно, что у правительства выбора нет, и если оно не хочет потерять смысл своего существования… то ему нужно решительно и окончательно порвать со своей зависимостью от Советов и принять предложения генерала Корнилова». В ответ левая пресса подняла крик, пугая читателей тем, что контрреволюция поднимает голову.

Масла в огонь подлило официальное сообщение из Ставки Верховного главнокомандующего: «Утром 21 августа наши войска оставили город Ригу и в настоящее время продолжают отход в северо-восточном направлении. Дезорганизованные массы солдат неудержимым потоком устремляются по псковскому шоссе». На страницах «Речи», «Нового времени», «Живого слова» и других «буржуазных» газет появились многочисленные сообщения о панике и дезертирстве в войсках. Виновниками этого правая печать недвусмысленно называла большевиков и их защитников из руководства Совета.