Льдинка
Шрифт:
Все выглядели подавленными.
– Ты не хочешь наружу? Тебе нужен воздух, – сказал мягко Дильс, но Яна затрясла головой. Непомерно толстые бульдожьи щеки болтались из стороны в сторону, как холодец на тарелке. Тиме стало дурно, и он отчаянно захотел наружу. Что с ней такое?!
– Мне страшно, Дильс. Я не могу надевать свои вещи, – еле слышно сказала она. – Они становятся мне малы, ты понимаешь? Еще немного, и я не смогу самостоятельно ходить. А потом просто лопну, как гнилая тыква, вот потеха будет?
– Перестань, – Дильс кашлянул. Он избегал встречаться с ней взглядом. –
Верил ли он сам в свои слова? Тима очень сомневался. Тон, каким они были произнесены, навел его на мысль, что, наверное, именно так охваченная ужасом медсестра говорит на войне солдату, которому снесло осколком полчерепа: Потерпи, родимый, с тобой все будет хорошо, в то время как тот уже бьется в агонии.
Яна ничего не ответила и отвернулась. Она поворачивалась с трудом, вздыхая и постанывая, как тяжелобольная женщина, которой стукнуло как минимум пятьдесят. Из спального мешка выскользнула рука, поправляя волосы, и Тима поспешил наружу, твердя себе, что эта рука ему просто померещилась. Потому что такого не бывает.
Не бывает, чтобы пальцы некогда худенькой девушки были похожи на толстые разварившиеся сосиски.
– Я не врач, но боюсь, что мои опасения подтвердились, – сказал Дильс, выйдя из палатки чуть позже. На лице проступила бледность.
– Что с ней? – упавшим голосом спросила Злата.
– Похоже, у нее элефантиаз, слоновая болезнь по-нашему, – произнес Дильс. – Больше ничего предположить не могу. Странно только то, что у нее поражены все участки тела. Как правило, эта болезнь чаще всего сказывается на голени. Единственное, что меня смущает… Но это так, неважно.
– Но как она могла подцепить это? – спросил Тима срывающимся голосом.
Дильс хотел что-то ответить, но его опередил Тух-Тух:
– Позволь с тобой не согласиться, Дильс, поскольку я немного знаком с этой темой. Слоновая болезнь может быть вызвана паразитическими червями, личинки которых передаются человеку при укусах москитов. После попадания в организм человека возбудитель заболевания поселяется в лимфатических узлах паховой области или…
– Короче, Тух-Тух! У нас нет времени на лекции, – с нетерпением перебил его Дильс.
– Можно и короче, хотя я уже и так почти все сказал. Элефантиаз встречается (заметьте!) в тропических и субтропических регионах, таких, как Африка, Аравийский полуостров и прочее. А мы здесь. Так что сами делайте выводы.
– Насколько это опасно? – спросил Антон.
– Для жизни никакой опасности нет, – ответил Дильс, и Злата бросила на норвежца вопросительный взгляд, словно доверяя больше ему, чем своему супругу. Тух-Тух важно кивнул, подтверждая слова Дильса.
– Вопрос в другом: с таким весом очень сложно передвигаться и вообще жить, – уточнил Дильс.
– Но что-то ведь можно сделать? – почти простонала Злата.
Все молчали. Тух-Тух изобразил на своем лице выражение, которое бывает у человека, сделавшего все, что было в его силах, и незаметно отошел.
– Ты сказал, что тебя что-то смутило, – напомнил Тима.
– Да, но возможно, мне померещилось. Знаете,
– Бред, – сплюнул Костя. – У вас у всех крыша поехала после этого случая с пауком.
Прошло несколько часов. Дильс что-то читал, Тух-Тух завалился спать и дрых как кот уже почти пять часов. Делать, в общем-то, нечего, про Аммонита уже все забыли и теперь были озабочены происходящим с Яной. Какое-то время с ней находилась Злата, и после обеда Яна все же соизволила выйти, видимо, по своим женским делам. Злата ее сопровождала. Тима увидел лишь широкую бесформенную фигуру, с кряхтеньем переваливающуюся как утка. Стыдно признаться, но он отвел взгляд. Зрелище было отвратительным, но в глубине души он понимал, что ему не в чем себя винить. Например, Антон вообще отошел в сторону и старательно делал вид, что его заинтересовала какая-то замысловатая трещинка в скале.
Так же они прошествовали обратно, тихо и в полном безмолвии. Глядя на темные фигуры, бредущие к палатке, Тима неожиданно вспомнил какой-то древний фильм про пожилого короля, который жил в замке и выводил своего сына-урода на прогулку глубокой ночью, потому что никто не знал о нем.
Когда они скрылись в палатке, к нему подсел Антон.
– Тимыч, помнишь, что сказала Злата? Ну насчет золота?
– Не помню, – признался он.
– А я помню. Она сказала, что эти сокровища отравлены.
Тима удивленно посмотрел на него.
– Ты считаешь, что Яна могла… То есть… Но ведь это невероятно! Не вижу абсолютно никакой связи! Если бы дело было в еде, тогда еще ладно, но при чем тут монеты и камни? С нами-то все нормально?
Костя, видя, что Яна больше не показывается из палатки, подошел к ним.
– А я думаю, она от фосфорного слизняка заразилась, – сказал он, и Тима с Антоном поняли, что он слышал их разговор.
– Что она, съела его, что ли? – сразу отверг эту версию Тима.
– А что еще? Просто так жиреть никто не станет. Вот этот червяк зеленый поселился там у нее внутри, заодно яйца отложил…
– Заткнись, ради бога, – попробовал перебить Костю Антон, но того уже было не остановить:
– И все его семейство растет. А в один прекрасный момент она взорвется, а наружу черви полезут… И нам будет полный «банзай» в сиреневых штанах.
Поняв, что несет чушь, Костя сам замолчал, будто удивляясь собственной фантазии.
– Мужики, это и грех и смех, но мне кажется, что скоро мы не сможем спать с Яной в одной палатке. Нам просто не хватит места, – сказал Антон.
– И что ты предлагаешь? Пусть спит снаружи? – спросил зло Тима, и Антон заткнулся.
Они еще без особого интереса потрепались о какой-то ерунде, и разговор как-то сам угас. Костя отсел в сторонку, достал из пакета свои монеты (после долгих споров Дильс вернул ему их) и придирчиво разглядывал их в тусклом свете, отбрасываемом сталактитами, беззвучно шевеля губами. Он напоминал старого тролля, трясущегося над своим горшком с золотом.
Артур с едва скрытой усмешкой следил за суетой вокруг этого глупого придурка Аммонита и не менее придурковатой девки. Как ее, Яна?