Лэ о Лэйтиан
Шрифт:
Дочь Мелиан многое, многое знала,
И магией глубже она обладала,
Чем девы эльфийские все обладают,
Что прежде бродили и ныне сияют.
Она думала долго, и села луна,
И звезды тускнели за краем окна,
Заря отворилась. Улыбка в тот час
Лицо озарила. Задумчивых глаз
С рассветных она не сводила лучей,
И к страже затем обратилась своей.
Взошедшего стала тут стража молить
К водам холодным и темным сходить,
Холодна
Пусть той воды принесет он сюда.
– В темную полночь, - сказала она, -
Серебряный кубок налейте сполна,
Пусть кубок серебряный мне принесут,
Пусть слов не проронят и тихо идут.
Вина попросила, другого позвав,
В кувшине златом и чеканном, сказав:
– С песней веселой несут пусть ко мне
Вино, когда солнце стоит в вышине.
– Прошу я, иди, - говорила опять, -
К Мелиан, чтоб королеве сказать:
"Много тоскливых часов твоя дочь
Видит, как время течет ныне прочь;
И просит она ныне прялку прислать."
– Друг, - Даэрона потом стала звать, -
Говори с Лутиэн, поднимайся ко мне!
–
И в домике сидя своем при окне,
Сказала: - Искусен ты, мой Даэрон,
Не только ты в музыке непревзойден,
Из дерева многое можешь творить.
Хорошо, если б ныне ты мне подарить
Маленький ткацкий станок пожелал,
Чтобы в углу у меня он стоял.
Праздные пальцы бы начали ткать,
Утро и вечер небес повторять,
Сумерки, солнечный свет и луну,
Пронзающих буковых листьев волну.
И Даэрон вопросил лишь взамен:
– О Лутиэн, о Лутиэн,
Что будешь ты ткать? Что будешь ты прясть?
– Чудесную нить, что ветрами вилась,
Крепкую магию, чары преград
Сотку, так, что их не сумеет и ад
И Ужаса силы не смогут сломить.
Даэрон в удивленьи был, но говорить
Тинголу не стал, хотя сердце его
Страшилося цели искусства того.
Лутиэн в одиночестве снова была.
Волшебная песня ее потекла,
И с песнею воду с вином в этот час
Трижды смешала она девять раз;
Когда те в кувшине лежали златом,
Пела о росте, о свете дневном;
Когда те в серебряный кубок легли,
Другого напева слова потекли,
В напеве том тьма бесконечна и ночь,
Там звездная высь и стремление прочь,
Свобода. И следом запела о том,
Что всех длиннее на лике земном:
О Гномах Длиннобородых; хвосте
Драуглуина, что бледен везде;
О теле Гломунда, великой змеи;
О кряжах огромных
Над мраком Ангбанда, где пляшут огни;
О цепи Ангайнор, что в новые дни
Для Моргота Боги решат отковать.
И новых имен она стала искать,
О Нана мече ее песня пошла,
Великана Гилима она назвала;
И последним уже назвала Лутиэн
Поток бесконечных волос Уинэн,
Владычицы Моря, и этот поток
По всем океанам струится, глубок.
И, голову вымыв, запела потом
Тему дремоты, охваченной сном,
Всепроникающ, глубок этот сон,
Как ее волосы, темен был он -
Скольжение этих волос так легко,
Что сумерек нитям до них далеко,
Паутинкам, летящим увядшей травой
В миг, когда гаснет закат за листвой.
Ее волосы стали расти все длинней,
И пали к ногам, словно воды теней,
Струились, сплетаясь, как темный родник.
И Лутиэн, засыпая в тот миг,
Легла на кровать, и спала так она,
Пока утренний свет не дополз до окна,
Слабый и робкий. Проснулась потом,
Словно бы дымом заполнился дом,
Туманом вечерним, в его глубине
Лежала она еще словно во сне.
Ее волосы к окнам летели, смотри!
И тенью струились они изнутри,
Качались и льнули там к серой коре
Стволов Хирилорн в этот час на заре.
И, ощупью ножницы тут отыскав,
Обрезала волосы, и, подобрав,
Еще их короче обстригла опять,
Волшебные локоны, каждую прядь.
Медленно вновь отрастали они,
И были темнее, чем в прежние дни.
Она лишь в начале работы была:
За прялкой сидела и долго пряла;
Эльфийским владела она мастерствои,
Но все же ткала она долго потом.
На оклики снизу один был ответ:
Идите! Ни в чем не нуждаюсь я, нет!
Ныне желаю я только лишь спать,
Зачем мне, к слезам пробуждаясь, вставать?
И Даэрон тогда в страхе позвал;
Но сверху никто ему не отвечал.
Сидела она и ткала целый день,
Была эта ткань, как туманная тень
Ночи безлунной, и шила сама
Плащ себе, легкий, глубокий, как тьма,
Что под деревьями пряталась здесь;
Был он пропитан дремотою весь,
И чарами был он проникнут сильней,
Чем Мелиан плац, что струился на ней
В лесах, где Тингол одиноко блуждал,
И звездных небес ему купол сиял,
Над новорожденным миром светясь.
В плац завернувшись, она поднялась,
И словно сокрылось сиянье в тенях;