Лебединая песня
Шрифт:
Справа от фюрера — генерал Хойзингер. Слева поблескивает моноклем Кейтель. Позади стоит начальник штаба оперативного руководства ОКВ генерал-полковник Альфред Йодль. Мундиры всех родов войск, генеральские и адмиральские погоны и лампасы, черные мундиры СС, пестрые орденские колодки…
Жаль, дьявольски жаль, что нет ни Гиммлера, ни Геринга. Операция не раз откладывалась из-за их отсутствия. Но и без них здесь собрался почти весь мозговой трест германской военщины. Теперь отсрочки не будет. Час возмездия пробил.
12.37.
Генерал Хойзингер подробно и сухо говорит о разгроме русскими основных сил группы армий «Центр» восточнее Минска, о вступлении советских войск в пределы Польши, о трудном положении германских войск не только в центральной полосе, но и на севере и юге Восточного фронта.
Его внимательно слушают «обер-бефельсхаберы», обладатели высшей военной власти, авторы и исполнители бесчисленных захватнических планов и операций — «План Барбаросса», «Морской лев», «Черно-бурая лиса», «Операция Аттила», «Котбус», «Зимняя гроза». Цвет германского генералитета, «золотые фазаны»… Сверкают под раззолоченными воротниками генеральских мундиров Рыцарские кресты с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами.
Пять минут до взрыва. Портфель стоит в двух метрах от ног Гитлера. Медленно, но верно, с рассчитанной точностью разъедает кислота тоненькую проволочку в «адской машине».
12.38. Полковник фон Штауффенберг шепчет полковнику Брандту, адъютанту Хойзингера:
— Я должен выйти — мне звонят. Я сейчас же вернусь. Присмотрите за моим портфелем — в нем секретные документы.
Штауффенберг, неслышно ступая, выходит. Как было условлено, он направляется в бункер № 88 к генералу Фелльгибелю. Там полковника поджидает его адъютант. Лейтенант Хефтен уже вызвал машину для господина полковника.
12.39. Полковник Брандт нагибается над картой. Его нога упирается в портфель, оставленный Штауффенбергом. Полумашинально полковник Брандт, чтобы освободить себе место, поднимает портфель и одним движением переставляет его за дубовую опору, которая теперь отделяет мину от Гитлера.
Три минуты до взрыва. Кислота почти разъела металлическую проволочку. На этой проволочке висит дамоклов меч, нацеленный в величайшего тирана всех времен и народов. Через три минуты этот меч падет, и тиран будет убит!…
Штауффенберг подходит вместе с генералом Фелльгибелем и своим адъютантом к машине, смотрит на часы, тикающие на его единственной руке.
— Изменчивое положение в Восточной Пруссии, — продолжает Хойзингер свой доклад, — не могло бы быть более угрожающим, мой фюрер. Русские подходят и…
— Там они не пройдут! — кричит Гитлер. — За это отвечают Модель и Кох! Большевики не пройдут!
12.40. Генерал Хойзингер заканчивает свой доклад. Кейтель бросает взгляд на ручные часы,
Решив, что Штауффенберг говорит по телефону с Берлином, Кейтель тут же посылает за ним генерала Бюле. Генерал, быстро выйдя к коммутатору, выясняет у фельдфебеля, что полковник вышел из «Гостевого барака». Бюле тут же шепотом докладывает Кейтелю об уходе полковника.
12.41. Гитлер, встав, наклоняется над столом, разглядывая верхнюю часть карты. Его корпус защищен от взрыва тяжелыми дубовыми досками, толстый стояк заслоняет его ноги.
Хойзингер говорит:
— Русские крупными силами поворачивают западнее Двины на север. Их передовые части уже находятся юго-западнее Динабурга. Если мы немедленно не отведем группу армий от Чудского озера, катастрофа…
12.42. Грохочет взрыв. Слепящая вспышка огня. Дым и пыль. Стол, разламываясь, прыгает вверх, вспыхивают карты, а сверху обрушивается потолок — падает люстра, летят осколки стекла, валятся горящие стропила… Взрывной волной кого-то вышвыривает в окно.
— Во ист дер фюрер? — вопит Кейтель.
Под ногами у Штауффенберга, в двухстах метрах от взрыва, вздрогнула земля. Словно 155-миллиметровый снаряд попал в «Гостевой барак»! Никто не уцелеет после такого взрыва!…
Штауффенберг и его адъютант уже в машине. Взвывают сирены тревоги. Словно воет в своем логове смертельно раненный волк!…
— На аэродром! — бросает полковник водителю. Оглядываясь, он видит, как из «Гостевого барака» офицеры, спотыкаясь и кашляя, начинают выносить убитых…
Снова кровь, горячие раны, закатившиеся глаза. Как вот уже пять убийственно долгих лет. Но на этот раз чья это кровь, чьи это раны, чьи это глаза? И Клауса Штауффенберга захлестывает вдруг, поднимает на сияющем гребне в солнечном, небывалом озарении великая, никогда прежде не испытанная радость. Он понял все величие того, что сотворил, на что дерзнул поднять руку… Никогда так бурно не билось утомленное сердце, никогда так — с бешеной ясностью — не работал ум.
Спасти Германию Баха, Бетховена, Брамса от Германии Гитлера, Гиммлера, Геринга…
Даже если можно было бы заставить Гитлера по капле кровь отдать в самых лютых муках — и тогда Гитлер не мог бы расплатиться за самые мелкие свои преступления. А на его счету не поддающиеся охвату умственным взором, несметные миллионы, тьма-тьмущая загубленных, изувеченных, исковерканных и никогда не родившихся жизней…
Гитлер… За всю историю человечества не было человека, который открыл бы шлюзы таким рекам крови. Не по военному полководческому гению, а по масштабу завоеваний и принесенных человечеству страданий все Атиллы, Тимуры и Чингисханы, Александры Македонские и Фридрихи Великие, все завоеватели, губители и палачи рода человеческого пасовали перед богемским ефрейтором.