Лечение электричеством
Шрифт:
Мужчина резко затормозил, и Алекс ударился лбом о решетку, отделяющую его от полицейских. Женщина не отреагировала, только погладила парня по руке, успокаивая. Поп подумал, что этим людям не нравится ход его мыслей, а может, даже его голос; он решил, что в полиции его будут бить, и ему сейчас нужно во что бы то ни стало подружиться с ними, чтоб не били, чтоб хотя бы не били.
— Я тоже курю, — сказал он. — Вы когда-нибудь видели такие вот сигареты? — Он подтянул к своим скованным рукам фалду куртки, достал устаревшую за сегодняшний день голубую пачку и швырнул ее на сиденье. —
Мужчина затормозил опять, но на этот раз Поп успел сохранить равновесие. Женщина открыла заднюю дверь, сказала властно:
— Сигареты дай, сигареты, — она двинула рукой так, будто речь идет о деньгах. — Скорее.
Поп кивнул на сиденье.
— Я не собирался курить, — он с сожалением посмотрел, как у него забирают последнюю игрушку. Когда дверь захлопнулась, он поймал на себе тяжелый взгляд мужика, сидящего за рулем, тот почему-то следил за каждым его движением.
ФРАГМЕНТ 33
Они поехали еще быстрее, дороги были пусты, полицейский не включал сирены. Алексу показалось, что он ведет машину с закрытыми глазами. Он засмотрелся на мелькание электрических огоньков за окном; улыбнулся тому, что его уже второй вечер бесплатно катают на автомобиле. Лучше бы и впрямь домой. Какая им разница.
— Я не собирался курить, — опять заговорил он. — Я вообще мало курю, не люблю. Я, конечно, не имею специального образования, но люблю фотографию, музыку… Я уже кое-что изобрел. Не злитесь, это вам может быть полезно. Мы можем открыть совместный бизнес. Вот вы много курите, правда? — спросил он у полицейского.
Тот вздохнул, как усталый бык, продолжая следить за дорогой; казалось, что он о чем-то напряженно думает, хотя ни о чем не думал.
— Ничего страшного. Многие курят, — согласился Поп. — Бросить трудно, а для того, чтобы бросить, нужно начинать себя ограничивать. Ведь чем меньше вы курите, тем меньше вреда для здоровья. Все зависит от количества сигарет. Все, что для этого необходимо, — это портсигар-будильник. Это такая железная коробочка, которая запрограммированно открывается несколько раз в день — в зависимости от того, какую программу вы туда поставите. Открыть ее можно только особым ключом — для того, чтобы зарядить сигаретами… Вы понимаете, о чем я говорю?
Полицейские не обращали на него внимания. Мужчина насупился, женщина вертела в руках дурацкую пустую пачку, губы ее что-то шептали. Вскоре она тоже закурила.
— Понимаете? Машинка выдает вам по одной сигарете через каждые, допустим, три часа. Ни больше — ни меньше. Представляете, как это дисциплинирует? Это нужно каждому, кто хочет бросить курить. Это серьезный бизнес. У меня нет денег, чтобы наладить производство, но в принципе — дело наживное. Я разговаривал со многими курящими людьми, они в восторге от моей идеи. Попробуйте сосчитать, сколько сигарет вы выкурили сегодня за день? Больше пачки, наверно…
— Все. Мудак. Будет тебе сейчас железная коробочка. — Машина остановилась около полицейского участка.
ФРАГМЕНТ 34
— Минетчица, говорю я вам,
ФРАГМЕНТ 35
Ребекка, миниатюрная девушка с нервным смехом на губах и табачным дымом в гигантской прическе, жила вместе с мамой и сестрой этажом ниже, они снимали небольшую полуподвальную квартиру. По квартире можно было бродить и думать: вот дом, вот наш последний дом. Бека была хороша собой и училась в местном колледже на экономиста. Она часто думала о бессмысленности жизни и белизне своей кожи: столетия безумной войны клеток проистекали за этими покровами. Ей сказали однажды, что просвечивающие сквозь ткань вены помогают в судьбе: она держала их именно в просвечивающемся виде, выставляла напоказ свои ключицы без украшений и прохладную шею. Она не забывала малокровно улыбаться и задористо хохотать.
— Shazzam! Would you believe? I passed the test! Put your hands in the air: this is a robbery!
Смех получался ненатуральный, дребезжащий, но она смеялась — всегда смеялась. Она знала, что, приходя в гости, нужно смеяться. Она смеялась и никому не верила. Просвечивающие сосуды, истонченность пальцев настраивали на противоположное — на нечто совсем настоящее и не очень животное; на изысканность по пути в незатейливость. Соседи сверху залили ржавой водой ее шкаф, мама ничего не сказала об этом, сестра постоянно была на работе. Когда она возвращалась, они ссорились. Потом переносили споры на мать, после чего все втроем разговаривали обо всем, кроме мужчин.
Остальное время Ребекка лежала в кровати и думала о том, что чудовищно голодна и ей нужно, чтобы ей принесли китайскую утку. Еще она думала о том, что весь мир состоит из молодежи с пятнадцатью тысячами долларов в год. Она хранила под кроватью несколько номеров старых «Плейбоев», которые ей давал Майкл; рассматривала больших красивых девушек на фоне пальм и волн, теребила гениталии и думала, что могла бы стать фотомоделью. Большие женщины нужны для работы, маленькие — для любви, сказал ей когда-то ее отец. Она не очень ему верила, но когда он умер, верить было во что-то нужно.
Майкл был у нее уже несколько лет, но появлялся редко. Он профессионально играл в карты в Вегасе или Атлантик-Сити, а если приходил, просил погладить его по спинке. Он снимал для этого мотель, и Ребекка, согласуя подобные расходы с его деньгами, считала, что мог бы снять и квартиру. Он хорохорился, говорил о любви — она была у него в гостях один раз, это оказалось лавкой старьевщика. Майкл долго рассказывал о своих родителях и потом подарил на ей память набор бижутерии: дельфины, часики с буквами, волшебный ключ…