Лечение электричеством
Шрифт:
Потом открыл багажник, дунул в него табаком, оторвал бирку международных перелетов со своего чемодана, накорябал на ней буквы и цифры вперемежку. Вытащил Лизу, поцеловал ее в лоб, залез половиной задницы в машину, чтобы включить свет и посмотреть, закрыты ли двери.
Я пошла к начальнику НКВД, к Трындину, он меня принял так хорошо, такой замечательный человек, все расспросил, как живу, какая семья, кто был муж, какое образование у мужа и у меня, и говорит: «Пиши заявление на имя меня», продиктовал мне адрес.
ФРАГМЕНТ 52
В офисе сидел среднего возраста мужчина нейтральной внешности без предрассудков, его тень страдала и корежилась на стене. Лампы, эстампы, хороший отель: Грабор протянул ему номер своей брони.
— Мы устали, как собаки, — сказал он и сделал движение, прикрывающее кровоподтек левого глаза и свистящую щербину во рту. — Мы искали вас… Мы много работали.
Мужик застенчиво улыбнулся, Толстая вкатила чемодан, села на него и начала красить губы. Она сморкалась, почти плакала. Она ненавидела Грабора за постоянную, настойчивую ложь. Она вдруг захотела жить иначе. Грабор заметил это и начал деликатно.
— Мне сделали бронь ребята из Сан-Франциско, — он показал рукой на свой глаз. — Вот и дружи с русскими. Я не понимаю, я до сих пор не могу понять… Россия, такая умная страна, да?
— Умная, большая. Но у вас нет никакой экономики.
— Нет. Конечно, нет. Ни в коем случае.
Мужик повертел в руках багажную картонку, посмотрел на молодоженов, посмотрел на часы, потом в потолок. Там вертелся медленный пропеллер. Лиза заплакала.
— Есть выпить? — спросила она голосом секретарши. — Дорожная полиция. Сами понимаете. Я сейчас умру. Я сейчас умру от смеха!
— У нас нет мест, — сказал человек голосом с колебаниями в сторону нет. Его тень превратилась в египетскую и четкую, прическа показала проплешины, а глаза американскую детскость. — Что за акцент?
— Вам не нравится моя речь? — встрепенулся Грабор. — Позвоните менеджеру. У меня молодая жена. У меня травма. Прошлогодние люди.
— Я и есть менеджер, — сказал он не колеблясь. — Я вам очень рад. Удивительная история. — Он прошел к полкам и взял большую желтую телефонную книгу. — За кого русские были во Второй Мировой войне? За нас?
— За Израиль, — встряла Лизонька. — Русские были за Израиль, только за Израиль. Русские всегда за Израиль и Америку. Мне нужно в душ! У нас первая брачная ночь! — Она погрозила пальцем эстампу со своего чемодана. — Вы знаете, что это такое? Я хочу! Я ждала всю жизнь.
Мужчина потрогал себя за щеку рукою без колец, обозначилась тонкая незагорелая белизна его кожи. Оставалась татуировка на запястье: что-то длинное, зеленое, оно выползало из-под рукава.
— Про евреев я ничего не знаю, — сказал менеджер. — Я цыган. Мне любопытно. Из Европы. — Он достал из ящика коробку спичек размером со скворечник. — У меня есть комната. Моя специальная комната. Я думаю узнать по остальным гостиницам: здесь три «Best Western-a», они могут оштрафовать ваши кредиты. Всем позвоню. Если что,
— Нам нужно с выходом на океан, — встрял Грабор. — Она беременна, что ты медлишь? Где твое сердце? Миро илэса ромэнса.
— Мозга как у канарейки, — ответил парень. — У меня сегодня жена умерла. — Потом посмотрел в упор на Грабора. — Григорианский календарь. Интересно. Мой отец из Македонии. Григорианский?
ФРАГМЕНТ 53
До обеда Лиза похабно позировала на веранде, хотела швырнуть пустую бутылку шампанского в океан, остановилась. Она нарядилась в свои мелколинзовые очки, сообщила:
— Мир — это амеба. И она так раскручивается, раскручивается. Лента Мебиуса… Ты думаешь, это шутка про Левант? Море разверзлось. Прямо в точку. Тектонический разлом. Байкал — грядущее море. Балканы — смещение скал. Всё поэтому. Надо знать детали. Я вижу, как все сжимается и раздвигается, как все летит в многомерном пространстве. У меня из глаз разлетаются какие-то маленькие красные штучки. Теперь пошли великаны. Грабор, ты кто по национальности?
— Mare Libycum, Mare Siculum, Mare Aegyptium.
Она запела свою французскую песенку. Сделали любовь. Потом вспоминали родственников, но глубокого родства найти не смогли. Поехали на рыбный рынок в соседнюю деревню. Оказалось, что это маленькая столовая, с очередью, состоящей из людей, лишенных очарования. Покупателей выкрикивали две девочки с выразительной в некоторых местах внешностью. Приходили заскорузлые семьи в шортах, ждали банкета: спирали лука, рыба, обсыпанная хлебной пудрой, газировка в пластмассовых стаканах. Каждый занимал свой столик в порядке регистрации. Они с горем пополам допросились устриц и куска сырого тунца.
— Сырого? — подростковая девочка испугалась.
— Мы сыроеды. Черноморы. Соевый соус, пожалуйста. Васаби есть?
— Гепатита, пожалуйста, — Лиза приплясывала, приподнимая одежды.
ФРАГМЕНТ 54
Дорога на Монте-Дьяболо была перегорожена неподкупной, болотистой лужей. Ворота настежь, а дальше грязь-топь. Лиза хотела в воду, потом сообразила, что у них нет бензина.
— Езжай, на тебя похоже. Встретим Русское Рождество в самой заднице. К утру доковыляем до телефона.
— Мы и так в заднице. В самой красивой заднице на свете.
Кружили по проселкам, заправки не работали. Когда нашли, поняли, что лучше заехать с южного входа. Вышли обратно на шоссе, проехали мимо дощатого университета и высоких бревенчатых храмов небольшого размера. Растительность хватала машину ветками, раздумчиво отпускала. Направления на гору нигде указано не было, ориентировались по вчерашнему движению лошадей, продуманным жестам беседок, по росту листвы, перелетанию пыли.
— Там пыль, навоз, — пытался объяснить Грабор. — Шелестит лошадиный хвост, возметая пыль. Двигай туда на всякий случай. Иначе нет цели… Необходимо иметь ощущение.