Лечение электричеством
Шрифт:
— Не было никакой Советской власти, — говорила глубоко пожилая женщина, тыкая в ползающих по земле сверчков костылем. — До революции я говорила на родном языке. Вокруг русские — иностранцы. Теперь вокруг — англичане, тоже иностранцы. Ничего не изменилось, но я получила хорошую пенсию. А Советская Власть — сон, я не уверена, что все это было. Вы согласны? Я заслужила. Конфеты, санаторий.
— Но война, ведь была война! — вспыхивал мужчина.
— Да. Мой муж сразу же пошел на фронт. Он участник всех войн. Он вооружался гаубицей. Он хотел помочь царю Михаилу.
На
ФРАГМЕНТ 64
Ближе к вечеру Лиза двинулась к администрации. Чувствовалось, что она переполнена волнением, даже возмущена.
— Мне сказали, что у вас на прошлой неделе останавливалась Молли Рингвальд. Почему меня никто не предупредил? — Лизонька выдержала грациозную паузу. — У вас бывала Деби Гибсон? Аманда Спа? Валери Бертинелли? Меня интересуют только женщины. Что? Вы глупы? Вы читаете «Вог»? «Дабл Ю»? «Бледное»? Где я нахожусь? У вас есть гостевая книга? Как вы работаете, козлы?
Она пролистала желтоватую книгу жалоб и предложений, вернула ее молодцеватой хладной ровеснице в униформе.
— Мне нужна нормальная бумага, — сказала она. — Я впервые провела ночь в секторе «С». Слышите, как это звучит? «С» — на мой взгляд, обозначает «срач». Концлагерь! Ты хочешь, чтоб тебя уволили? Мне нужен хозяин!
Он приехал из Сан-Франциско, благодушный белокурый молодой человек европейского происхождения с хозяйственной авоськой под мышкой; он поцеловал Лизоньке руку, подарил визитную карточку, протянул книгу для почетных гостей. Лизонька расписалась в ней первая.
«Твори любовь, а не войну. Ха-ха-ха». Подпись она оставила загадочную. «Ксенофонт». Ни больше — ни меньше.
ФРАГМЕНТ 65
Когда Толстая появилась за фортепьяно рыжей и демократической, выпускники перешептывались и шуршали. Грабор представил ее публике изящным образом, сказал, что денег не надо, нужно лишь понимание обеих сторон. Она поклонилась:
— Мне трудно с вами. Вы такие замечательные ребята. Я буду играть сегодня всю ночь!
— Спой свою арию, — закричал Грабор с галерки. — Свою итальянскую, фаворитную. Где ты горошком, горошком. Бравурную, — объяснил он публике.
Лизонька задумалась и поднесла бумажную салфетку к губам. Наконец ударила по клавишам, откинувшись назад на табурете так, что ее рыжие пряди разлетелись по плечам. Слова она произносила не очень понятные, но по некоторым модуляциям можно было понять, что она поет по-итальянски. Под конец она действительно рассыпалась горошком на радость беззубо улыбающемуся Грабору. Он сказал «ах», не замечая, что последнюю трель она пустила раньше, чем нужно. Впрочем, никто не заметил тоже.
К ней тянулись больше вчерашнего. Лизонька была скромно одета: в джинсах, хлопчатобумажном черном свитере с V-вырезом;
Грабор попытался взять на себя роль конферансье и, хотя на сцену не поднимался, беспечно управлял происходящим из дверного проема. Ему казалось неприличным курить в зале.
— Классно! Теперь что-нибудь сербско-хорватское. «Дiвка Яндошка» или «Женичок-бреничок»?
— Грабор, ты всегда такой, — сказала Толстая капризно и спела «По дорозi жук, жук». Довольно порядочно спела. Грабор несколько раз пытался ей подпевать, но понял, что может испортить шоу.
— Вот это другое дело! Это по-нашенски, — приговаривал он на неизвестном языке. — Утешила, очаровала. Пiдманула.
— Граб, будь скромнее, — ответила Лиза и спела «Жито, мамцю», но не с таким успехом, как «По дорозi жук, жук». Она поняла это и сказала: — Я исполню музыку, которую автор посвятил мне. Это известная мелодия.
Люди аплодировали, зажигали взгляды, Винни поднес Лизоньке бокал столового калифорнийского вина из буфета.
Толстая сделала глоток, поставила бокал на инструмент и исполнила несколько тактов «К Элизе», потом вдруг остановила движение пальцев и обратила внимание на красивое платье дамы, стоящей в кресле напротив.
— Будем раскованнее. Можно с вами познакомиться? У вас такое платье… Не в обиду остальным, конечно.
В беседу включились еще несколько женщин.
— Говорили, что будет плохая погода. Я изучала прогноз. Здесь хорошие прогнозы. Ха-ха-ха. Совсем обленились.
Дама отзывчиво заговорила:
— Советовали купить палантин в комиссионке, но я побрезговала. У меня оставался материал от платья — смотрите, какая получилась накидка! Сегодня тепло, сегодня оказалось совсем тепло.
— Мужчины, — крикнула Толстая. — Вы знаете, что в армию США ежегодно прибывает около 30 тыс. молодых офицеров. 30 тысяч офицеров! Молодцы. Я спою песню офицерской вдовы.
— Лизонька, будь корректна.
— Спойте!
— Пою.
Она затянула «Ваши платья пахнут ладаном». Слезы навернулись на глазах даже у Грабора.
Лиза нервно вздохнула.
— Я исполняю это уже десять лет. Однажды в Колорадо я пела этот же романс, и от пламени свечи загорелась моя накидка. Мужчины в таких случаях падают и катаются по полу. Женщины мечутся, как затравленные звери. Меня сбили с ног и погасили. И что же вы думаете?
— Какое хамство!
— Обгорело мое плечо. Ожог второй степени. И что же вы думаете?
— Не может быть!
— На свете все может быть, — парировала Толстяк строго. — Меня спас мой двуличный супруг. Он закричал, что на меня надо нассать.
— Подлец! Бесстыдник!
Лизонька округлила глаза и расставила руки так, будто пытается схватить ими свое дыхание.
— Там было общество. В обществе женщина преображается. Они все были женщины приличные, из хороших домов. Слава Богу, мне помогла дама из Косово. Взяла тазик — пошла и нассала. Посмотрите — ни царапинки, — Лизонька оголила плечо, задрав ворот своего свитера. — Никогда не надо стесняться!