Лечение водой
Шрифт:
в бетонную стену…
Я не пойду работать этого не будет!»
Он останавливается мыслями на несколько секу-у-у-унд!
Посреди комнаты.
«Премия, премия «Феномен»!.. Может можно как-то не пойти работать… (я все равно не пойду, не обсуждается) Надо надеяться – а вдруг я получу премию, выиграю?!..
И встречаться с Ирой.
«Мы живем вместе, какое это счастье! ходим на презентации, держимся за руки, столько внимания общественности!..
Но ведь уже сейчас надо идти на сближение… когда еще премия
И я не обхитрю Уртицкого – не получится сделать – его никто не проведет!»
Идти на сближение с Ирой – чтобы получить премию?
«Но а что если пойду, а потом, когда буду уже с ней – ничего не дадут? Именно потому что я пошел на сближение как хотел Уртицкий но в конце сработает его «честность» – все должно по-честному быть, Лобов это сказал это тоже уже просчитано. Либо он мне ничего не даст для того чтоб проверить люблю ли я Иру на самом деле – как долго буду с ней жить… Уртицкий ведь так до сих пор мне ничего не дал! – Косте вдруг нервно подкатило к горлу-у-у-у! боль, боль… – Всегда так получается, вот что!
Так может действительно Уртицкий ничего не может – как и говорит?»
Левашов в эту секунду ясно понимает – он ничего не получит, раз уже началась интрига.
«А с другой стороны, Лобов сказал, что с «Феноменом» еще ничего неизвестно! Так что может все-таки на этот раз повезет?..»
Костя опять будто ступил на шаткое.
«Значит, я должен идти работать?..
Совмещать литературу… это означает отступить, прогнуться… «А потом, по инерции жизни, постепенно, постепенно я встану в один ряд с этой бездарью, которая ничего не добилась.
Совмещать… никогда! никогда не предам я своего дела!..……………………….
Да ведь если я и пойду работать Уртицкий может решить что мне и не нужна премия. Это будет уже совсем другая жизнь. И он и не согласится никогда чтоб мне и премию дали и в журнале печатали – это слишком много он никогда не даст мне так много!..» У Кости вдруг заворачивается это дикое, теснящее осознание в душе: «Если Лобов сказал что неизвестно что будет с премией – это значит ничего не дадут, – раз он так сказал. Да ведь меня и Молдунов раскритиковал – Уртицкий после не осмелится просить за меня в премии, он слишком осторожен.
Хотя с третьей стороны там другие люди и его знакомые…
Молдунов раскритиковал… Значит, ничего не дадут, все катится к этому!» Роман сырой… а по знакомству можно напечатать.
Вся эта корыстная механика, вертящаяся в мозгах… «Мне как вживили ее, насильно! Внушили, что это любовь. Для них это любовь – взаимоторговля………………………………………………………………
……………………….……………………………………………………»
…Костя садится к компьютеру… Опять вдруг страшно, испуганно от осознания – у Уртицкого с Лобовыми такие близкие отношения – даже Ире квартиру нашел, бесплатно! И Лобова продвигает в журналы, выпрашивает премии – они почти родня! Он все, все для него выпросил!..
«А для меня – одна жадность. Да, конечно, он не
Теснит, теснит грудь некая сила, проникает в самое сердце………………………
Вот, сейчас, сделать это! Переступить через все самолюбие, боль – так просто! Назначить Ире свидание – начать отношения, она меня любит! Только переступить! Забыть обо всех интригах, унижении и…
«Значит, работать надо идти, – тотчас Костю берет за горло. – А я все время должен писать».
И эти слова Лобова… мы знаем, ты отправил на премию «Феномен», но там ведь все по-честному.
«Еще работать идти, работать – вот если соглашусь на все на это-о-о-о-о-о! – нестерпимый тягучий вой в душе. – Тогда меня будут двигать, заступаться. Ира не согласится со мной встречаться, если я не пойду… такая же идиотка как все.
И Уртицкий и все литераторы? – с испугом и болью открывает вдруг Костя. – Неужели это может быть – они же всегда поддерживали меня!»
И еще чувствует опять, как его тянут, тянут силком. Давят.
«Бросить все? Все творчество. Все, чем живу – и тогда они будут продвигать меня!»
Словно два звена сейчас расцепятся в душе… и дико, страшно – «Нет, я не доверюсь!»
Или это еще… как прыгнуть с обрыва – в надежде, что тебя тут же подхватят на лету?
Он понимает, что совершенно не готов изменить свою жизнь. Совершенно.
Значит, и не надо тебя двигать, – тотчас слышит логическое заключение Уртицкого. – Значит сиди так. Мы там готовили текст к публикации, который так и не вышел.
И все.
Значит, и роман никуда не годится.
«А ведь я написал выдающийся роман, без скидок на молодость. Я столько к нему шел…»
Нет, ничего не будет, ты должен породниться — Костя ощущает желез-ность этих связей, кои ему пытаются навязать. «Не разорвать, не разломать! На них вся жизнь построена. Даже те, кто понимает искусство! Даже ценители – не понимают меня до конца. Все равно они ограниченные – как все обычные люди».
«Уртицкий… И на самом деле, только предлог, предлог, чтоб прицепиться, тварь! Давят, давят на меня, твари, давят! Бездарь вонючая!»
И вспышки, опять вспышки в мозгу – сейчас голова разлетится вдребезги.
«Это все фигня! Мой роман просто так пройдет! Уртицкий уже замолвил слово – обратно уже не забирается!»
Костя, ваш роман никуда не годится, – голос Молдунова, как противовес.
«Но ведь он сказал! Посмотрим, что вы скажете когда причинят боль критики — значит роман проскользнет, проскользнет в печать! – все заклинивается надеждо-о-о-ой. – Он уже принят! Чего я волнуюсь так?»