Лечение водой
Шрифт:
В то же время, Костя крайне удивлен… внезапной легкой ксенофобии в себе. И боится этого. Он никогда не испытывал неприязни к кавказцам. Никакой розни, упаси Боже. «Я не должен»……………………………………………………..
……………………………………………………………………………………….
Потом он еще думает о душевных барьерах. Удивительно: начать общаться с человеком, если с ним так во многом расходишься, не менее сложно чем вскарабкаться на какую-нибудь высоченную ограду без подступов… «Да, точно! У души гораздо больше
Свои разговоры с Игорем я никому не поверяю… также, как все, о чем мы говорим… останется между нами, Кость.
Это тоже барьер. Стена – Оля сказала очень спокойно и серьезно…
У Кости два быстрых укола в мозгу:
«Выходит она хочет близких отношений со мной но… с другой стороны она ничего не говорила и о Меркалове», – радостный, досадный. Жаркая аналитика.
Влажно-жаркие кончики извилин – роения, роения – все крутится в голове само собой – обмозговывания.
«Я слишком измучен… сидеть, просто сидеть за столом, отдыхать. Я так устал от всех тягот, что не могу даже подняться?.. – сознание тонет в теплой поволоке; яркий свет лампы над столом. – У Оли и Меркалова близкие отношения… все еще? Да с чего я вообще решил, что у них отношения? Может, это вообще не так.
Или… Они встречались и расстались… но у них близкие отношения – по-прежнему? Но раз она и о нашем разговоре так говорит… значит, и со мной тоже она думает…
Я хочу с ней только дружбы, она совсем не привлекает меня».
Оля говорит: свои разговоры с Игорем я никому не поверяю…
«Интересно, что же Уртицкий сказал Меркалову, когда тот попросил его издать стихи и устроить творческий вечер? Хи!.. – опять вдруг просыпаются смешливость, ехидство, воспаленная кислота. – Какой платы Уртицкий потребовал?..»
Левашов вспомнил, как маэстро несколько раз повторял после этого в студии (конечно, в отсутствии Меркалова), что тот «компостирует мозги – это всем им свойственно».
«Не подобрал ключика? Черт! А ко мне подобрал, подобрал, ко мне подобрал меня кинули меня кинули меня тянут меня кинули меня тянут…»
Глава 13
I
На следующий день, когда он просыпается… где-то около двух часов после полудня. Опять эта страшная усталость, изнурение после сна – «не могу не могу ничего» – измученность… в голове – тихо шуршащий рой… чего? Серые блестки в голове… «Я чувствую…» Инерционная солома… шуршит?.. Только сидеть на кровати, уставившись в одну точку – на обоях – между двумя настенными полками.
Козырек, водвинулся в мозг… нет, еще не так отчетливо, но… «я опять… не могу думать ни о чем, кроме как…»
Костя
Сегодня, с самого утра. Выпить кофе? Снять усталость – да, это нужно, – но… он понимает: это только «утвердит» козырек в мозгу – не смогу, не смогу ничего делать… «Нет-нет, но я же не могу не выпить кофе!»
Страшная усталость по всему телу, апатия. «Я разобран… на части? Каждая конечность чуть отдельно от… тела. Так вяло…» Клубок мыслей, тихий, соломенный… Серый, навязчивый, легкий…
Серый свет за окном. И мысли… тоже там? «Этот свет проникает мне в мозг…
Сегодня работать… сил не будет.
«Впрочем, потом появятся».
Но сейчас ему кажется… он никогда больше не напишет ни строчки?
Он смотрит перед собой, тусклый осенний свет проникает в глаза, в голову. Осунувшееся лицо… «я знаю, мое лицо не меняется целую минуту».
Руки, ноги будто чуть-чуть отдельно от тела… и так неприятно ноют.
Слава Богу, он смог поработать вчера как приехал – после встречи с Олей. Рассказ, который лежал уже два года. Теперь после романа надо доделывать, видимо…
«Нет, может не получиться, не знаю…»
Просто сидеть на кровати… щурить глаза… гнетущая усталость. «Я словно поглощаю этот серый свет… своим мозгом?» Все заворачивается в бесцветный, вялый… клубок. Рой мошкары………….
И вдруг опять несчастная боль – упадок – безысходность – «как же они издеваются надо мной?» – Костя вымямливает мысленно, слабо. Беззвучно.
Осунувшееся лицо.
Вот что у тебя опять такое лицо? – материн голосок… очень далеко.
«Мои измученные глаза… я чувствую, они такие, да… мрак, мрак… больше нет света?»
Его подкосили. Он душевно подкошен.
Оля говорила вчера… Да Бог с ними с премиями. Дефолт какой-нибудь будет, и все эти премии посыплются, Господи…
Оля… ее маленький ротик произносит слово «дефолт»… «дефолт». Костя тотчас чувствует прилив возбужде…
«Нет, не Бог с ними… я ответил… нет, не Бог с ними?»
Ну извини, я не живу с тобой и не вижу всего этого.
Маленький детский ротик Оли.
Нет, не происходит никакого оживления. Такой болезненный упадок во всем теле…
Серая инертность – легкое, страшное… роение мыслей как пресная инерция, пресная…
Теперь все… раньше было плохо, но сейчас гораздо хуже. Ему обломали крылья. Уртицкий, Молдунов… прокатили – почему, почему?.. Болевой укол в груди… едва. «Я написал… за что же… за что же это? Я не… это…»
«Это не лучший роман. Вот и все… поэтому эта бездарь так издевается! – давит вдруг Костя мысленно. Это единственное усилие… получилось сделать мозгом за минуту. – Нет, они просто издеваются… просто… просто…»