Лечить нельзя добить

Никольская Ева

Ага, и нос заодно!

А если без шуток… кажется, дела мои действительно плохи — раз уж декан лекарского факультета лично притащился.

– Анника

Ну за что?

За что мне всё это?

Нет, приятно, конечно, что декан похвалил и пообещал пару дополнительных выходных за смекалку и профессионализм, хотя, если честно, я стазизом в ожог на спине Люция чисто по наитию запулила. Просто не смогла с ходу определиться, что это и как лечить, решила: пусть лучше в лазарете разбираются.

А вот

последовавшее за похвалой распоряжение остаться при пострадавшем личной сиделкой — это не неприятно, это смертельно опасно.

Та же Кьяра, если прознает, задушит за первым же углом ремнём сумки. Но она-то ладно — от неё и спрятаться можно, — а что делать с соседками по комнате, обожающими моего подопечного? От них-то не скроешься. Не отравят, так к постели пришьют. И хорошо если иголкой только ночную сорочку и матрас с простынёй истыкают.

Кажется, придётся временно соседнюю койку арендовать. И затребовать свою долю лечебного питания. И дверь в палату забаррикадировать. И отбиваться от ломящихся с визитами капельницей. А потом, когда срок «заключения» истечёт, просто перевестись в другую академию.

Вот ведь вляпалась!

Все эти уныло-сердитые мысли крутились в моей голове, пока я спешно собирала вещи на неделю вынужденной изоляции и сочиняла записку соседкам. Повезло, что они отсутствовали — наверное, ужинать ушли.

Врать не стала — всё равно без толку, в нашей академии даже иглу в стогу не спрячешь — честно призналась, что мне навязали пациента. И даже указала, кого именно. Но приписала, что буду очень рада, если кто-нибудь вызовется добровольно меня сменить на посту сиделки и сумеет договориться с деканом.

Пусть уж лучше жаждущие любви девицы магистра Близарда нытьём достают, а не меня проклятьями.

Через заснеженный двор проскакала зайцем, озираясь на каждом шагу. Чуть не свернула себе из-за этого шею на не замеченной ледянке. Предъявив стражу лекарского корпуса временный пропуск, прошмыгнула внутрь, отдышалась и уже спокойнее зашагала к палате.

Вот только у самой двери пришлось снова ускориться, потому что тишину коридора прорезал жуткий не то стон, не то вой. Там что, кто-то моего пострадавшего жуёт? Я же ещё даже поэкспериментировать с лечением не успела! Ни фамильную мазь, по прабабкиным дневникам восстановленную, опробовать, ни в фигурном зашивании ран попрактиковаться, ни…

Кажется, я сейчас этого жевуна голыми руками придушу!

Перехватив сумку, чтобы было удобнее колошматить ею нарушителя моих планов, я ворвалась в палату и застыла.

На пациента никто не покушался, изрядно пожёванной выглядела только валяющаяся на полу простыня. А сам Люций, кажется, грыз подушку, чтобы приглушить стоны.

Отведя глаза, я замешкалась, но потом вспомнила, что не нежная дева, а будущий лекарь, и начала медленно их поднимать. Длинные, мускулистые ноги, узкие бёдра и… задница, словно высеченная из белого мрамора!

Стыдно

признаться, но мой взгляд приклеился к ней помимо воли. Может, и не зря мои сокурсницы так на этого бугая запали. Хотя мне всегда нравились парни другого телосложения — поизящнее, что ли.

Новый болезненный стон Люция заставил опомниться. Тоже мне, целительница! Стою тут, как в музее, мускулатурой любуюсь, когда под правой лопаткой парня будто раскалённую лопату приложили, а потом ещё и кислотой на ожог плеснули.

— Ой, Йо-о-орг! — воскликнула я, на ходу скидывая пальто.

Что, вообще, происходит? Где дежурный лекарь? Где все? Разве можно пациента в таком состоянии одного оставлять?

— Сейчас, потерпи… — пробормотала я, сплетая обезболивающие чары. Но Люций на мои причитания не реагировал — он, казалось, вообще, в забытьи пребывал.

Подойдя ближе, убедилась в своей догадке. Глаза парня оказались открыты, но взгляд был каким-то… стеклянным. Несколько мучительно долгих минут, я разными способами пыталась облегчить его боль, а заодно и выяснить, откуда она — декан же лично раной занимался! А он лучший в академии, его лечебная магия безупречна!

Так почему сейчас не помогает, если даже моя работала? Там, в лесу, очнувшийся Люций явно так не страдал — иначе не пытался бы, пользуясь случаем, меня облапать.

— Вот это да! — пробормотала, буквально рухнув без сил на стул, стоявший рядом с кроватью страдальца, и уставившись в одну точку. — Обалдеть можно!

Я думала о ране, которая вызывала всё больше вопросов. Чем же таким необычным этого громилу приложили? Какое-нибудь экспериментальное заклинание? Или зелье? Что?

А главное, кто у них в отряде такой мазила и как он умудрился с такими талантами аж до пятого курса добраться — на боевом же конкуренция жуткая, в первые два года отчисляют за любую мелочь.

— Так хорош? — с тихим смешком спросил… уже не страдалец.

Как-то быстро он из бессознательности вышел. Может, обратно загнать, чтобы не отвлекал?

— Кто хорош? — спросила на всякий случай. А то вдруг благодарный пациент моим целительским талантом восхищается, а я тут ворчу.

— Я, — сказал Люций и… начал переворачиваться на спину.

А простынь-то на полу!

Куда усталость делать — не знаю. Вскочив, как ошпаренная, я схватила несчастную тряпку и, не глядя, швырнула её на бёдра парня.

Ну вот, опять забыла, кто я. Лекарь, а не трепетная фея! На вскрытии в обмороки не падаю, зомби без проблем препарирую, а тут… разнервничалась, ещё и покраснела, судя по жару, опалившему лицо. Как будто никогда голых парней не видела. Хотя да, не видела — на учебное вскрытие нам всё больше стариков поставляли и нежить всякую.

И всё равно так реагировать не годится — как людей-то с таким подходом спасать?

Да и простынь уже не свежая, а парень ранен… Содрать её снова, может?