Лечу за мечтой
Шрифт:
Иван Иванович замолк внезапно и долго смотрел в окно. Потом, рассмеявшись, впрочем невесело, повернулся ко мне и сказал:
— Да, собственно, и все… Пронеслось великолепное лето, а за ним настала хмурая осень. Меня надолго отправили в командировку разбираться в истории Алексея Ильича Казакова… Но ты о ней уже все знаешь… И вообще, хватит на сегодня. Аминь! Давай послушаем музыку.
Бомбардировщики Ту-16 в строю заправки в
Вскоре Шунейко мне рассказал, что тогда ему пришлось не только принимать участие в работе аварийной комиссии, но и проводить занятия с летным составом по скоростной аэродинамике, особенностям устойчивости и управляемости самолетов ТУ-16, слетать с каждым из летчиков на критические режимы, чтоб они знали, как избежать аналогичных срывов.
Затем директор завода попросил Ивана Ивановича Шунейко помочь выполнить годовой план: на заводском аэродроме скопилось много самолетов, не сданных заказчику, и нужно было каждый из них облетать, да не раз. В конце года задача эта бывает очень нелегкой: короткий день, нелетная погода. Словом, пришлось летчикам очень напряженно работать, не меньше других летал и наш Шунейко.
И вот остался последний день старого года, и нужно было Ивану Ивановичу еще облетать последний самолет. С утра долго не могли отодрать лед с обледеневшей взлетной полосы, и все страшно нервничали. Давно подготовлен самолет Шунейко: заправлен "по пробки", в бомбоотсеках висят цементные бомбы. У самолета собралась администрация завода с директором. Наконец доложили, что полоса готова. Шунейко запустил двигатели.
Но время идет, провожающие переминаются с ноги на ногу, а самолет никак не трогается с места, и неизвестно почему. Летчик без конца продолжает пробовать левый двигатель. Так прошло, должно быть, минут двадцать, после чего двигатели остановились, и из люков под брюхом стали вылезать летчики. Лица у всех недовольные. Противно бывает, когда полет отставляется по какой-либо причине.
Выбрался и Шунейко. Увидел директора завода — и к нему с докладом. Тот зашагал навстречу.
— Товарищ директор, — начал летчик, — левый двигатель сам по себе работает исправно, но знаете… Пульсирует давление топлива, когда порезче прибавляешь обороты… Я двигателист и не могу обмануться: здесь какая-то неисправность в нагнетающей топливосистеме.
Директор выслушал внимательно, вида не подал, что у него творится на душе. Но Иван догадался, что сомневается он в его суждении. Нервы этого человека были напряжены до предела от бессонных ночей.
— Хорошо, Иван Иванович, — сказал наконец директор, — отправляйтесь с экипажем обедать, а мы тут попробуем отыскать причину неисправности.
Подкатила «санитарка» и увезла летчиков в столовую.
За столом Ивану, что называется, не лез кусок в горло. Ему вспоминались аналогичные моменты, когда скрепя сердце заставлял себя не вылетать, хотя и не имел полной убежденности, что поступает правильно… А здесь дефект был очень уж неубедительный…
Бывает так иногда. Чувствуешь шкурой, что колебания стрелки неспроста, что есть нечто, сулящее подвох… А, вылезая из машины, все же думаешь: "Что, как не найдут ничего?! И получится, будто просто-напросто свалял дурака, или того хуже — испугался, скажут… Тогда как быть? Тогда весь завоеванный таким трудом авторитет, уважение
Шунейко был уверен в правоте своих суждений, но вовсе не был уверен в том, что хитрый дефект так уж сразу и обнаружат. Поэтому-то он и чувствовал себя очень нервозно. "Ведь не найдут ни черта, поди! — думал он. — Тогда начинать сызнова? Выглядеть это будет премерзко, да и неизвестно, чем кончится…"
Но прошло время обеда, и они снова подкатили к самолету. Только раскрылась дверца «санитарки», Иван увидел директора, который стоял у барака летной станции и был очень возбужден. Шунейко догадался: «Нашли-таки».
Выскочив из машины, он заторопился к директору.
— Иван Иванович, — начал директор взволнованно, почти официально, — от имени дирекции завода выражаю вам огромную благодарность и восхищение вашим изумительным мастерством. Уму непостижимо, как вы смогли по ничтожным колебаниям стрелки манометра уловить такой страшный дефект!
— А что там? — не удержал своей радости летчик.
— Вот, полюбуйтесь! — Директор взял из рук контролера резиновую заглушку. Такими обычно затыкают отсеки гнутых трубопроводов при хранении их на складах полуфабрикатов.
— Заглушка? — проговорил Шунейко, хотя это было слишком очевидно.
— А где, вы думаете, она была? — спросил директор.
Иван взял заглушку, смял ее зачем-то в руке:
— Полагаю, где-нибудь в трубопроводе, подводящем топливо к двигательному насосу?
— Вот он, этот трубопровод, — директор показал взглядом на длинную трубу, стоящую у стены барака.
— Значит, плавала в ней? — спросил Шунейко.
Директор кивнул.
— Какой-то рабочий при сборке — кто именно, мы еще узнаем — позабыл снять эту заглушку с монтируемого отсека трубы. И это вам и экипажу могло стоить жизни.
Иван теперь посматривал то на желтую трубу, то на резиновый кляп. К нему потянулись руки главного инженера, главного технолога завода и бледного, очень расстроенного контролера. Он их пожал как-то рассеянно. Потом, встряхнувшись, вдруг резко сказал:
— Ладно, времени остается мало. Нужно лететь! Теперь все будет в лучшем виде. А эту пробочку, позвольте, я возьму себе на память…
Часть седьмая. Этюды о героизме
Мне и самому не терпится развернуть перед вами последующий ход событий, где вы не столько встретитесь со знакомыми уже вам героями, сколько проследите вместе со мной довольно длинную цепь удивительных приключений нашего военного коллеги Андрея Кочеткова. Но прежде чем двинуться по этому пути, я должен кое-что пояснить.
Дело в том, что в необыкновенно везучей жизни Андрея Кочеткова — так он сам ее расценивает — в 1957 году имели место один за другим два редкой силы кульминационных всплеска. Один из них случился летом, другой — примерно через три месяца. Оба эти всплеска, едва не стоившие Андрею жизни, были связаны с испытаниями опытного самолета с необратимым управлением. Вот об этом-то управлении и надобно вначале сказать несколько скучных фраз.