Лед и пламя
Шрифт:
О, что ей делать? Она должна спасти Вильяра!
Он был таким привлекательным, сидящий за самым большим столом среди других мужчин! Ей казалось, что он выглядел таким смелым, и это было мнение, к которому она пришла совершенно самостоятельно. У него было, правда, жесткое лицо с резкими чертами лица и ледяными глазами, но он был и изящен, по-своему. Она обратила внимание на то, какое уважение оказывали ему другие, как внимательно они его слушали. Лишь один раз он посмотрел на нее и быстро и ободряюще ей улыбнулся. Это сделало ее такой счастливой. Но она была и ужасно озабочена. Как ей заставить его понять пагубность того, что он делал?
Один из мужчин
А затем была другая история. О каких-то беднягах, которые всю жизнь работали на богатых и никогда вообще не получали никакой оплаты за труд. Теперь они больше не могли работать. Выбросить их вон!
Рассказывалось много историй. О жизненных условиях, таких страшных, что они ей и не снились. Портнихи, вынужденные сидеть за жалкие гроши всю ночь за работой, только потому, что господам нужны наряды на праздник. Хуторяне, прислуга, нижние чины…
Но это же было точно так, как дома у родителей! У фру Андерсен было пятеро маленьких детей, но она была вынуждена работать в доме родителей Белинды с раннего утра до позднего вечера. Когда она, собственно, видела своих детей? Когда они видели свою мать? Белинда никогда не смотрела на фру Андерсен под другим углом, чем мать. Мать Белинды говорила о том, что в этих кругах плохо с моралью — пьянство, ужасные обычаи, никакой культуры… Да, но что было делать беднякам? Какие они имели возможности, чтобы что-то понимать в культуре или хороших застольных обычаях или в красивой речи? Чем они могли себя порадовать? Бутылкой самогона и карточной игрой, танцами по субботним вечерам и, возможно, душеспасительной беседой с глазу на глаз? Да, это были не собственные мысли Белинды. Это один из участников встречи говорил как раз об отсутствии культуры у бедных и невероятно быстром росте населения, именно в этих слоях общества. И даже о том, что, сумев одолеть некоторые наиболее страшные эпидемии, добились избытка людей в стране. А от этого только увеличилась бедность.
Маркус Тране, вероятно, сознавал, что здесь была очень большая группа избирателей. Но главной целью его деятельности была не работа с ними, а необходимость поднять из болота этот бедный класс. Но прежде он, видимо, работал для блага среднего класса.
О, какой стыд испытывала Белинда! Почему никто не рассказывал ей раньше, что народу жилось трудно? Потому что слова «народ» не касались людей из ее мира, ее дома. Потому что точка зрения родителей была вколочена в нее с детства. Она не знала никакой другой стороны общества.
Внезапно собрание закончилось. Она очнулась, чувствуя в груди тяжесть от сострадания и грусти. Вильяр взял с собой какие-то бумаги и несколько газет. Все пожелали друг другу доброй ночи.
На обратном пути Белинда была сначала очень молчаливой. О том, о чем она собиралась сказать, она промолчала. Слова казались теперь глупыми, мелкими. Вместо этого она произнесла:
— Я, пожалуй, должна знать больше.
— Да, — коротко сказал он.
Как это прекрасно — он точно знал, что она имела в виду! Но он ничего не объяснял. Когда они скакали по направлению к
— Над чем ты смеешься?
— Над твоей тайной, — улыбнулась она. — Сначала было привидение. И, возможно, это было то, чего можно было ожидать. Я страшно испугалась, услышав о нем. Но я, конечно, подумала, что другая твоя тайна, по крайней мере, так же таинственна, так же волшебна. И что же оказалось! Снова с небес на землю!
— Понимаю, — рассмеялся он. Она повернулась к нему в темноте, и ее лицо оказалось очень близко к его лицу. Она снова быстро отвернулась.
— Однако я действительно не возьму в толк, почему ты не можешь рассказать дома твоим родным об этих тайных встречах.
— Ты этого не понимаешь? Я же борюсь против всего того, что они защищают. Они богаты, они противостоят всем другим жителям в деревне, у них масса подчиненных им людей… Это же именно то различие, которое я хочу устранить! Я хочу, чтобы всем жилось хорошо, а не только тем, у кого большие поместья. Не только директорам и владельцам фабрик, не только нотариусам, священникам и богатым крестьянам. Ты понимаешь?
— Да, да. Я ведь кое-что узнала в этот вечер. Но, очевидно, во многих случаях люди сами заслужили бедность или богатство.
— Да, это ясно. Но я хочу помогать невиновным в своей бедности. Я хочу помочь Маркусу Тране стать лидером новой партии, совершенно новой и очень большой. Но за такие вещи не жалуют. Так что вначале мы должны быть очень осторожны.
— Ага. Я это понимаю. Я ничего не скажу.
— Это хорошо.
Чем ближе они были к своей волости, тем тише становилась Белинда. Она думала о многом. Она была немного раздосадована тем, что он сказал о ней там, на собрании. Что она была только маленьким созданием, с которым жестоко обошлись и которое он должен был оберегать. Потому что у нее не было никого другого.
Это… вызвало сожаление. Не такого она хотела в глубине души. Но чего она могла ожидать? «Глупая Белинда». Она не должна была об этом забывать, не должна была сейчас питать каких-то нереальных надежд. Она, привыкшая знать свое место.
Почему же сейчас было так больно? Она ведь смирилась уже много лет тому назад.
Она спросила себя, сколько сейчас времени. Они отправились в путь рано вечером. Она помнила, что прием у нотариуса должен был начаться после полудня. Фру Тильда выехала из дома, когда было еще светло… А сейчас было, разумеется, темно.
— Ты ездишь в Драммен каждый раз, когда у вас там собрания? — спросила она.
— Нет, это было бы слишком далеко. Мы встречаемся в местах поближе. Меняем их, чтобы никто не мог нас найти.
— Ну да, это ясно, — сказала она понимающе. Когда они приблизились к Элистранду, она вся напряглась.
— Нет, ты, естественно, не пойдешь туда сегодня, — успокоил ее Вильяр. — Служанки присмотрят за Ловисой ночью и завтра утром. Сейчас ты поедешь со мной в Гростенсхольм. Тогда мы сможем обсудить будущее твое и Ловисы. Ты больше не можешь жить в этом доме!