Ледария. Кровь и клятва
Шрифт:
Он глубоко вдохнул, унимая лихорадочные мысли, как вдруг увидел, что Карланта подтянула ноги к груди, обвила их руками и сидит, как ребенок, ждущий трели соловья. Она ничего не слышала, но на лице ее была написана радость, и перед стариком тут же возникло давнее воспоминание: зимний день — один из тысячи дней в Глорпасе — они с Карлантой в его домике, он как раз пишет о религии глорпов, а девочка, услышав о невозможности разговора душ, доказывает, что это неправда, что все на земле могут услышать друг друга, но, может быть, не знают как. Кэларьян точно, как тогда, почувствовал
Карланта заиграла прощальную Песнь, а когда закончила, повернулась к Кэларьяну со счастливой улыбкой:
— Все. Дедушка, ты как там?
— Ничего, — Кэларьян похлопал ладонями в толстых меховых варежках.
Глорпка недоверчиво его оглядела и потрогала щеку.
— Совсем окоченел? Я же вижу. Сердишься?
— Что? Нет. — Наверное, его выдало лицо. — Просто кое-что вспомнил.
Карланта ожидала продолжения, и он замялся, не желая произносить имя Эмилии вслух. — Помнишь, ты говорила, что, когда вырастешь, будешь по-настоящему слышать голоса мертвых?
— А, — Карланта усмехнулась, — да. Я была маленькой и считала, что взрослые говорят с ними, как с живыми. Но оказалось, что говорить можно только здесь, — она постучала себя по груди. — В общем, какая разница? — Она достала из-за пазухи флягу и протянула Кэларьяну.
— Может, и нет никакой разницы, — кивнул он, с благодарностью принимая флягу, что бы там ни было: чай или суп.
— Тогда почему мне нельзя позвать для тебя? Ту женщину, которую ты любил?
— Не надо, моя хорошая.
Все это было слишком сложно.
— Знаешь, как будет звучать «Эмилия»? — Карланта поднесла дудочку к губам, и гэрка издала несколько печальных звуков.
Кэларьян вскинул руку:
— Карланта, прошу тебя!
Даже если бы это было возможно, даже если бы он рискнул взглянуть в глаза Эмилии, она могла прийти не одна. Он понимал, что принесённая жертва должна была утянуть Ригелли на самое дно Темного мира без возможности выплыть, а сознание его едва ли могло вновь собраться, но все-таки боялся — суеверно, неразумно, как дремучий крестьянин. Возможно, чтобы не бояться другого — ведь если он встретится с Эмилией, он будет отвергнут.
— Я родился и вырос там, где люди теряют умерших навсегда, — глотнув брусничного отвара, он вернул флягу Карланте.
— Здесь все не так. Не понимаю. Об этом надо думать иначе.
— Я бы я хотел, Карланта, я бы хотел. — Кэларьян потрепал ее по голове, через силу улыбаясь. — Давай, ты сыграешь что-нибудь другое. Одну из Песен солнца, например.
— Ладно, — девушка пожала плечами и принялась наигрывать вступительные строки Песни.
Но только Кэларьян уселся поудобнее, как снизу послышался неясный шум. Он повернул голову, прислушиваясь, а через некоторое время сделал Карланте знак остановиться. Сыграв нечто вроде извинения перед духом солнца, та отняла гэрку от губ. В тишине отчетливо зазвучали голоса.
— Ой, — девушка подскочила и выглянула в щель, служившую когда-то
От селения к ним шла дюжина глорпов. Несколько человек отделились от прочих и подошли к едва заметным под снегом остаткам стены, когда-то окружавшей башню. Обычно глорпы сторонились Хорна и их появление не обещало сейчас ничего хорошего. Один из них заговорил — слишком тихо, чтобы Кэларьян разобрал слова, но имя Карланты прозвучало отчетливо. Оттуда ее не было видно, но если они слышали гэрку, то, конечно, узнали ее по манере игры.
Девушка обежала каменный выступ и показалась на краю башни. Группа в отдалении зашумела, а глорпы под стеной повысили голос. На Карланту посыпались обвинения в неуважении к роду отца и нарушении обряда Дня встречи, несколько голосов кричали о наказании, другие — о проклятии. В потоке брани Кэларьян услышал множество нелестных слов и в свой адрес, но предпочел сделать вид, что не понял. Карланта затараторила в ответ, вся суть ее речи сводилась к тому, что занимая завтра столь важное положение, она имеет и некоторые права. Глорпы явно были не согласны — право на самостоятельный обряд ей никто не давал. Молодежь, подумал Кэларьян, вздыхая. Как всегда, думает о правах поперед обязанностей.
Все это могло продолжаться и дальше, если бы за спинами сердитых глорпов не зарыдали во весь голос двое маленьких детей, умоляя взрослых не кричать. Кэларьян сразу узнал их — это были Паг и Ларт. «Хот та регдет уну», — раздался в толпе чей-то голос. «Уста младых чисты». Человек, сказавший это, сложил руки на груди и замолчал. Кэларьян не разглядел его лица, но был уверен, что за Карланту вступился Харан, ее старый друг. Остальные глорпы, ворча, тоже постепенно затихли, и перед башней воцарилась тишина.
— Ну, я пошла, — безмятежно сказала Карланта, подходя к разбитой винтовой лестнице и протягивая Кэларьяну руку. Тот с благодарностью принял помощь, но не сумел скрыть укоряющего взгляда.
— Да все обошлось, — улыбнулась девушка, — а мое отношение к отцу не зависит от обрядов. Ты ведь сам учил, — она вывела Кэларьяна из лестничного колодца и отпустила.
— Легкомыслию тоже я учил? — бросил он, стараясь вложить в голос всю ворчливость, на которую был способен.
— Чему-чему? — переспросила Карланта, хмурясь незнакомому слову.
Он лишь рукой махнул.
Девушка помахала в ответ и вышла к соплеменникам. Под тяжелыми взглядами взрослых она взяла братьев за руки и направилась к поселку. Выждав, пока они скроются из вида, Кэларьян зашагал по бывшему двору форта. Колено, занывшее еще когда он сидел наверху без движения, совсем разболелось.
Он уже доковылял до арки, в которой когда-то были ворота, как вдруг вспомнил первый свой разговор со Старейшими. Он спросил тогда, почему глорпы не пробуют молиться богам-создателям, как южане — те утверждают, что получают ответ. Глорп лишь рассмеялся и сказал, что боги никого не слышат, а если бы слышали, все люди на земле уже давно были бы счастливы.