Ледария. Кровь и клятва
Шрифт:
Оценив ровный участок пути, Карланта вскочила обратно на полозья и решилась обернуться. Всадник был далеко, но продолжал погоню. Стрелять он перестал: либо берег стрелы, либо израсходовал все, что были. Карланта не знала, сможет ли он догнать их, но, очевидно, преследователь был в этом уверен. А если нет, он легко может вернуться в селение и начать убивать глорпов, принуждая найти и выдать Кэларьяна. На то, что они помогут ему, Карланта никогда не рассчитывала, но постаралась унять горькую обиду на то, как быстро поняли женщины ее племени, что нужно чужаку, и как пытались указать ему, где искать старика. Конечно, они защищали детей и не были ему ничем обязаны, но Карланту задевало, что большинство глорпов судьба ездовой собаки волновала больше, чем судьба такого человека, как Кэларьян. Из всего селения, пожалуй, только она могла оценить его жизнь выше собственной.
Карланта скомандовала Одноухому, и он стал заворачивать налево, к ложбине меж двух холмов. Преследователь был еще далеко, и она рискнула сбавить ход,
Карланта направила собак к изогнутому дереву, — рядом с ним был достаточно пологий спуск, где можно съехать на лед и не разбить нарту. Соскочив на землю перед тем, как нарта слетела с невидимого под снегом берега — Кэларьяна в этом месте сильно тряхнуло — она придержала ее за дугу и легко вскочила обратно. Отсюда уже было видно развилку на другом берегу. Что если пуститься на север? Они не уйдут далеко от деревни, но путь вокруг долины займет два-три дня. За это время чужак остановится, должен же он спать, как все люди? Лошадь устанет, он устроит привал и, может быть, потратит свои незаметные в снегу стрелы на попытки охотиться. Карланта посмотрела на свой лук, притороченный к нарте. Она сделает крюк и выйдет на его стоянку. Пусть только снимет железо — хотя бы с головы — попасть в него будет не сложней, чем в куропатку. И если он сгинет, никому не попав на глаза, ей удастся отговорить Старейших от наказания.
Одноухий уверенно обходил торосы и Карланта позволила себе обернуться. Теперь, в ровном свете восходящего солнца, она могла рассмотреть всадника получше. Гладкий шлем без забрала защищал его голову, руки и ноги были закрыты металлическими пластинами, с правой стороны седла висел арбалет, с левой — длинный топор. На груди, под разметавшемся на галопе плащом, девушка заметила какой-то белый знак, но не смогла его рассмотреть, как и лицо чужака — белое, светлобородое, остающееся загадкой. Не видно было его глаз, в которых она могла бы прочесть злобу, желание мести или безразличие к выполняемому приказу, чтобы хоть как-то понять своего врага. Человек сидел в седле, как влитой, лошадь под ним мотала головой из стороны в сторону, храпела и фыркала, когда он бил ее по бокам, но упорно месила снег сильными ногами, нагоняя упряжку. С тяжелым сердцем Карланта отметила, что расстояние между ними уже заметно сократилось.
С чего она решила, что всадник не догонит их? Собаки продержатся до ночи и с двойным грузом, но потом им будет нужна передышка. Может ли лошадь бежать все сутки, как волк? Что рассказывал о лошадях дедушка? Карланта взглянула на сгорбленную спину Кэларьяна. И что будет с ним? Он не выдержит эту гонку. Мысли путались. На кону стояла их жизнь, рисковать было глупо.
В тот момент, когда она осознала это, Карланта вдруг увидела впереди несколько слепленных из снега шаров, и перед внутренним взором тут же вспыхнуло воспоминание: Праздник Взросления, игры, снежки, — все это казалось теперь событиями из другой жизни. Она решительно приказала себе не отчаиваться потому, что уже не понимает, было ли это на самом деле, и направила упряжку к шарам.
Кэларьян целиком погрузился в себя и не ощущал даже самой сильной тряски, когда нарта скользила по неровному льду. Он уже унял суматоху разума, готовясь к воспроизведению нужной формулы, когда Карланта прокричала над самым ухом:
— Прорубь еще не застыла!
Кэларьян встрепенулся, ничего не понимая, и огляделся вокруг. Они выехали через западную окраину деревни и мчались по озеру. Неделю назад там действительно вырубили лед для Праздника Взросления и юные глорпы окунались в ледяную воду, визжа от восторга. Карланта участвовала в этом каждый год, а Кэларьян ворчал, что все вокруг сошли с ума, и проводил время на берегу, готовый оказать лекарскую помощь. Еще свежи были воспоминания о том, как в Мирванде, когда на улицах уже лежал снег, он отбивался на мосту от карманника и упал в грязную воду Оклорны. Холод железным кулаком сдавил грудь, руки и ноги онемели, легкие не могли набрать воздух. Это было не самое страшное переживание в жизни, но оно проходило очень близко от края, от самой смерти. Повторять такое по собственной воле казалось самоубийством, хотя, надо признаться, глорпам еще ни разу не потребовалась его помощь.
Но что хотела сказать этим Карланта? Она заведет туда всадника? Ученый беспокойно вертел головой, но потерял равновесие и чуть не упал. Тогда он крепче вцепился в деревянную раму и, щурясь, стал смотреть только вперед, где маячили светлые хвосты собак, в два ряда бегущих друг за другом в упряжке.
Оставленная прорубь не была ничем отмечена и Карланте пришлось потрудиться, чтобы понять, где та находится. Вон там она лепила большой снежный шар, а потом
— Что ты делаешь? — крикнул старик неожиданно высоким голосом, ощущая свою беспомощность. — Это опасно!
Но Карланта не обратила на него внимания — сейчас любые сомнения привели бы к срыву ее блестящего плана. Она высматривала границы проруби на льду и, наконец, увидела их в пятидесяти шагах впереди. Замедляя ход, чтобы всадник сел им на хвост и уже не свернул со следа, Карланта направила упряжку так, чтобы проехать по краю тонкого льда. Она хотела бы проскочить напрямую — лихая удаль, бравшая ее всякий раз, когда среди друзей спорили о том, можно ли перепрыгнуть пропасть между стен в Руинах, или о том, легко ли поймать летящую стрелу; подсказывала, что так было бы лучше, но страх за жизнь Кэларьяна заставил принять голос разума. Между тем, всадник приближался. Оглянувшись в последний раз, Карланта увидела, что он достал топор и держит его на отлете, готовый через сотню-другую шагов настигнуть их и нанести удар. Она соскочила с полозьев перед самым краем проруби, когда запряженные по левую сторону собаки уже пробежали по наросшей корке льда. Карланта придержала сани, чтобы те не провалились, но левый полоз все же наехал на свежий лед. Тот не издал ни звука и на мгновение глорпку охватила паника, ведь она уже подпустила врага так близко, а что если лед не проломится даже под лошадью? «Хо!» — Крикнула она собакам и встала на полозья лицом к преследователю. Упряжка забирала влево, и всадник, чтобы оставаться прямо за ними, срезал поворот, направляясь теперь в самый центр проруби. Сердце Карланты бешено стучало, она следила за каждым ударом копыт, взметавшим маленькие снежные фонтанчики. Издали не было видно, миновал ли наемник опасное место, но приметный куст на противоположном берегу и снежные шары уже остались позади. Карланту бросило в жар, она была готова признать свое безрассудство, когда вдруг после очередного сильного прыжка под правым копытом лошади что-то оглушительно треснуло, а когда земли коснулись задние ноги, лед под тяжелым крупом провалился. Животное издало протяжное ржание, а всадник потерял равновесие. В это же мгновение новый ужасающий треск раздался под ними, и тело лошади наполовину ушло под воду, лед под округлым брюхом раскрошился, и она беспомощно забила передними ногами в поисках опоры. Закованные в железо ноги всадника тоже оказались в воде, он отбросил топор в сторону и, хватаясь за гриву коня, попытался вылезти наверх. Карланта, увидев это, закричала: «Тог! Тог!» — что означало «стой», и с силой воткнула в лед острый конец палки-тормоза. Нарта резко остановилась, развернувшись на пол-оборота; Карланта оставила ее и помчалась к проруби. Кэларьян что-то кричал вслед и тоже неловко побежал по льду, но она уже ничего не слышала.
Когда она подбежала к воде, лошадь все еще билась на поверхности, ее огромное тело едва помещалось в небольшом квадратном отверстии и, погружаясь все ниже, крутыми плечами она прижимала тонущего человека ко льду. Всадник одной рукой грубо держался за ее гриву, а другую опустил в воду, пытаясь, очевидно, высвободить застрявшую ногу. Карланта на мгновение застыла рядом с ним, испуганно глядя в ожесточенные глаза человека, борющегося за жизнь. Кэларьян любил приговаривать, когда что-то не ладилось: «врагу не пожелаешь», — но сейчас она по-настоящему поняла смысл этих слов. Ледяная вода причиняет боль, железо тянет вниз, — выбраться из такого положения уже невозможно.
Лошадь сделала отчаянный рывок и приподнялась над водой, но в следующий момент соскользнула и ударила обхватившего ее за шею седока о твердый лед. Руки наемника разжались, он ушел под воду вместе с лошадиной головой, но тут же вынырнул, хватая ртом воздух и царапая лед железными перчатками — пальцы его уже не гнулись, задеревенев на морозе. Не до конца сознавая, что делает, Карланта вдруг протянула ему руку, не в силах наблюдать за смертью. Лицо, которое она не могла рассмотреть, оказалось мужественным и даже красивым. Борьба за жизнь оставила на нем след ярости, никак не связанной с ней или Кэларьяном, он бился, как раненный зверь; только зверей Карланта добивала, а человека нужно было спасти. Наемник поднял руку в ответ, но подоспевший Кэларьян сгреб Карланту в охапку, как будто этот полумертвый человек мог выскочить из воды и задушить их. В руках старик держал наизготовку тяжелый тормоз с нарты. Карланта, опешив, не вырывалась, но не могла отвести взгляд от незнакомца. Когда рядом встал Кэларьян, он схватил того за сапог и потянул. Старик чуть не упал, но с легкостью вырвался из ослабевшей хватки. Даже спасая свою жизнь, незнакомец пытался забрать чужую! Карланта слепо шарила за спиной, пытаясь взять у Кэларьяна палку, но тот отстранился и сам ударил наемника по цеплявшейся за лед руке, и толкнул в грудь, чтобы сбросить с края проруби. Черная вода сомкнулась над его головой, и тишина вновь окутала реку.