Леди Арт
Шрифт:
Два яростных взгляда пронзали друг друга.
— Не всё, чему нас учат, правильно, Филипп, — прошептала Анна. — Порой счастье где-то на противоположной стороне.
— А ещё порой приходится чем-то жертвовать во благо прочих, Анна.
Анна со злостью фыркнула и отвернулась. «Ты даже не представляешь, насколько прав в этом, Фил!»
— Я тебе обещаю, что мы уедем из замка, как только всё кончится, — сказал Филипп, осторожно проводя по её плечу. — Я договорился с отцом, но пока исполнять уговор нужно мне. И тебе тоже.
— Я ни о чём с твоим отцом не договаривалась.
Анна дёрнула плечом,
— Нет, но обещала мне, что не будешь ходить туда, куда не следует. Потому что нельзя, чтобы у него были какие-то подозрения. У него есть причины не доверять тебе, согласись. Так что нужно вести себя осторожно, пока ты здесь. И пытаться быть милой, насколько это возможно. Осталось недолго. Потом мы оба будем свободны.
Анна поджала губы и взглянула на Филиппа краем глаза. Он хмуро смотрел на замок, будто пытался отыскать кого-то в чернеющих окнах.
— На что ты смотришь? — спросила она тихо.
— Это окна отца.
Филипп мотнул головой и попытался улыбнуться. Анна покачала головой: не вышло. Слишком натянуто.
Она не понимала, что с ним сейчас было не так. Почему он не мог бросить всё, наплевать на дурацкие правила и быть счастливым где-нибудь далеко. Там, где зеленела листва или журчала река, где драконы рассекали воздух. На него точно так же давили стены замка, законы трона, и в этот раз они будто что-то в нём сломали. Будто война закончилась, все желания осуществились и ему не за что стало бороться. Потому что когда Филипп чего-то хотел, для него не существовало границ и правил. Вести переписки с правителями и представителями других государств? Улететь в самоволку на драконе? Нарушить приказ короля и привести в замок ведьму? Он был готов на всё, что привело бы к цели. И не были нужны никакие договорённости!
Тем более те, что заключил он, а вдруг стать хорошей и правильной она почему-то была обязана!
— Я тебе обещаю, — повторил Филипп, заправляя прядь волос на Анне за ухо. — Мы уедем отсюда. И это будет ещё одна вещь, которую мы сделаем правильно.
Они одновременно фыркнули, и Анна нехотя сменила гнев на милость. Взяла его за такую же холодную ладонь, как у неё, и кивнула, медленно переплетая их пальцы.
— Я постараюсь быть милой девочкой, Фил. Надеюсь, договоры со мной тебе так же важны, как с отцом.
— Я тоже надеюсь, что в этот раз мы действительно друг друга поняли.
Анна невинно похлопала глазами, и Филипп, стараясь не рассмеяться, покачал головой. Он положил руку ей на плечи, притянул к себе, и они побрели в глубь парка, прочь от чёрных окон, в одном из которых притаилась едва заметная фигура. Элиад Керрелл внимательно наблюдал за короткой ссорой и сделал свои выводы.
5
Грозы на Пиросе начинались рано — не успела отступить зима. Косые ночные ливни барабанили в окна, отмывали города, готовясь впустить в мир что-то новое, яркое и цветущее.
Оно было здесь, на пороге, готовое ворваться в жизнь ураганом. Ворваться вместе с белым платьем, рубинами в украшениях и переплетениями тонких линий на руке, прямо там, где синели вены.
Это должно было быть чем-то радостным и окрыляющим, но увы. Жизнь имела мало общего с романтическими представлениями о природе и церемониальной
Слишком непрактично, думала Анна, глядя на него в зеркале. Её заставляли примерять его бессчётное количество раз, и порой Анна от злости и усталости мечтала скорее использовать его по назначению. Только бы забыть на следующее утро.
Но чем ближе подбирался роковой день, тем в большую апатию она впадала. Смотрела на горизонт и думала: а стоит ли это того? Смотрела на кольцо, что принадлежало то ли бабке, то ли прабабке Филиппа, и усмехалась: да её жизнь не стоила столько, сколько заточённый в золотую оправу рубин, вырезанный в форме полуоткрытого бутона розы.
Кольца — дань традициям, по которым жених обязан был подарить избраннице собственными руками выкованное кольцо. Если размер не подходил, свадьбу могли отменить даже в разгар церемонии.
Времена кованых колец прошли, свадьбы из-за таких глупостей не отменяли, да и сами обручальные кольца считались пережитком прошлого, но Анна не удивлялась тому, что Филиппу — или его матери? — такая традиция нравилась. Это ведь символ контроля. Кольцо, как звено цепи, привязывало к одному месту, к одному дому.
А ведь замок за несколько месяцев так и не стал Анне домом. Она была готова сбежать оттуда в любой момент.
Но не сбегала. Смотрела вдаль, думала о брате, а потом поворачивалась к Филиппу и понимала, что оставить его сейчас будет очень сложно. Почти невыносимо. Она достаточно насмотрелась на его хмурое лицо, чтобы любить моменты, когда он улыбался, а его глаза становились ярко-зелёными.
Он был таким только для неё. Только с ней.
Они не говорили о грядущем, но проводили вместе каждую его свободную минуту. Это были такие желанные и редкие передышки между его работой и её примерками. От скуки между Анна даже пыталась читать в малой библиотеке. Особого интересна книги не вызывали, но хоть как-то скрашивали скучные одинокие часы. Потому что, кроме Филиппа, никто не спешил с Анной общаться. Свита одаривала снисходительными ухмылочками и оценивающими взглядами. Родерт, помощник Филиппа, трусливо сжимался. Альен была всё так же осторожна и вежлива, но общества Анны опасалась и радовалась, когда её не вызывали. Даже брат Филиппа вёл себя настороженно, и Анна была уверена, что подарок на день рождения — который даже не она выбирала — он проверял, ожидая найти на нём опасные заклятия. Благо, Эдвард всё время проводил в Академии, и они друг другу на глаза не попадались.
Элиад Керрелл предпочитал Анну не замечать, они почти не пересекались, и она была благодарна Небу за это. Почему-то у неё постоянно сводило желудок от страха перед ним.
А вот Агнесс Керрелл постоянно находилась рядом. Она присутствовала на всех примерках свадебного платья, звала Анну на чай или на прогулку, и та не имела права отказаться. Когда пришло время составления списка гостей, мадам Керрелл, мило улыбаясь, спросила, не хочет ли Анна кого-то видеть. В её орехового цвета глазах плескался напряжённый интерес, который возникал каждый раз, когда она пыталась расспросить Анну о её прошлом, о семье.