Леди-бесприданница

Престон Дженис

Глупые девичьи мечты. Безрассудные, пустые. Сейчас надо думать о том, как устроить свою жизнь наилучшим образом, учитывая реальное положение.

Лахлан Макнейл – красивый мужчина, хотя и мрачный молчун. Жаль только, что в нем так много таинственности.

Дверь, соединяющая их спальни, отворилась, и в комнату вошел ее муж в парчовом халате рубинового цвета и бархатных тапочках. Встав у изножья, он медленно окинул ее взглядом и нахмурился. Флора вжалась в матрас, будто хотела казаться меньше, и принялась убеждать себя, что надо успокоиться. Ей совсем не хотелось раздражать своего мужа.

И

все же не удалось унять дрожь, во рту пересохло, и вкус был такой, словно она жевала пучок сухой травы, один из тех, что висели на притолоке в кладовке дома.

– Я потушу свет, – произнес Лахлан и вздохнул.

Мрак в комнате нарушало лишь пламя огня в камине. Лахлан скинул халат. Флора была шокирована, увидев, что он совершенно голый. Впрочем, он хорошо сложен: широкие плечи, мускулистый торс, узкие бедра и длинные ноги. Она зажмурилась, когда он снял тапочки и подошел к кровати. Почему же он не носит рубашку? Она попыталась расслабиться. Это ее супруг, надо доверять ему, ведь он теперь управляет ее жизнью.

Осторожно открыв глаза, Флора увидела, что Лахлан лежит на спине, закинув руки за голову, и смотрит в потолок. Может, он тоже нервничает?

«Что за глупости, Флора? Он же мужчина, с чего вдруг ему нервничать?»

Однако эта мысль ее немного ободрила. Она осмелилась лечь на бок и посмотреть на мужа.

– Мама рассказывала вам о супружеских обязанностях? – спросил он, говоря почти не разжимая губ.

– Немного, – сглотнув, ответила она. – Я видела животных. А мама говорила, что будет больно.

Он повернулся к ней:

– Только один раз, сегодня. Потом уже нет. Я вам обещаю.

Флора не успела обдумать сказанное, как он уложил ее на спину. Жаркое дыхание обдало лицо, она ощутила тепло чужого тела непривычно близко и сразу закрыла глаза. Губы коснулись ее шеи, и это было неожиданно приятно, хотя немного щекотно. Она едва не рассмеялась, но тут же вспомнила слова матери о том, что леди должна молчать и подчиняться мужу, если не хочет потерять его уважение. Ведь в противном случае она ничем не будет отличаться от самки животного. Флора попыталась думать о чем-то отвлеченном, но получалось плохо. То, что делал Лахлан, вызывало бурю чувств: он провел кончиком языка по ее шее, опустился ниже по плечу, рука гладила ее бедро, а потом легла на грудь. Флора пискнула, когда пальцы стали теребить сосок. Внизу живота стало жарко и влажно, но она сдерживалась изо всех сил, закусив губу от напряжения.

– Расслабьтесь, – раздался голос над ухом. – Я не стану делать ничего, что вам не понравится. Сейчас приятно?

Флора не осмелилась ответить. Ей было приятно, но что подумает муж, если она признается? Видимо, ее молчание он принял за утвердительный ответ, потому что поднял рубашку выше и принялся гладить ее обнаженное тело. Нежные прикосновения усилили дрожь, но она не шевельнулась даже тогда, когда Лахлан провел рукой по внутренней стороны ее бедра. Затем он навис над ней и раздвинул ее ноги.

– Теперь ты готова, – прохрипел он. – Я постараюсь, чтобы все закончилось быстро. Надеюсь, не причиню тебе сильную боль.

Одним толчком он вошел в нее. Изнутри все тело обожгла резкая боль, которая тут же прошла, и через несколько мгновений

она ощущала лишь, как что-то пульсирует внутри ее. Флора не издала ни звука и очень собой гордилась. Ей удалось порадовать супруга.

Лахлан двигался все быстрее и громко дышал. Она невольно стала подстраиваться под его ритм и поймала себя на мысли, что получает удовольствие от того, что с ней происходит. Пальцы, к ее собственному удивлению, впились в широкие плечи, а ноги обхватили бедра. Флора осмелилась открыть глаза, не переставая прислушиваться к своему телу. От новых переполнявших ее чувств сжалось горло, из глаз сами собой хлынули слезы. И в этот момент Лахлан громко зарычал над ее головой, сделал резкий толчок и повалился на бок.

Они лежали несколько минут рядом, не касаясь друг друга. Флоре стало грустно и очень одиноко, но она старалась лежать тихо и выровнять дыхание, чтобы не беспокоить мужа.

Наконец Лахлан зашевелился, однако не обнял ее, не сказал, что остался доволен, а она ведь так надеялась на одобрение. Он перекатился на другой край кровати и сел.

– Спасибо. Надеюсь, вам было не очень больно. В следующий раз боли не будет. Спокойной ночи.

Лахлан поднялся, взял халат со спинки стула и накинул на плечи. Постояв недолго у камина, он быстро вышел из комнаты, не сказав ей ни слова.

Флора лежала, смотрела в потолок и думала об одном – как бы не расплакаться.

Утром Флора проснулась, когда в комнату вошла Мюриэль и стала тихо раздвигать шторы. Она села, потянулась, вытянув руки вверх, и зевнула. Удивительно, какой свежей и отдохнувшей она себя чувствует. Последние несколько дней, после того как она узнала, что должна выйти замуж за Макнейла, были периодом нарастающего страха. Теперь же, когда все позади, Флора испытывала невероятное облегчение, к тому же это оказалось не так страшно, как она полагала. Вспоминая прошедшую ночь, она подумала, что, пожалуй, могла бы даже испытывать удовольствие от исполнения супружеского долга, если бы подобное поведение не считалось позорным.

– Доброго утра, миледи. Я принесла вам чай, тост и яйца. А хозяин велел принести вам воду для ванны.

Девушка вскинула голову и повернулась, услышав лай из соседней комнаты. Бандит уже мчался к ним и сразу же запрыгнул на кровать.

– Ванна? – Флора покраснела и спрятала лицо в пушистой шерстке терьера.

– Ах, миледи, не стоит краснеть, ведь это была ваша первая брачная ночь, ванна поможет освежиться. – Мюриэль посмотрела в окно, где яркое небо местами закрывали серые облака. – Если дождь обойдет нас стороной, сможете осмотреть свой новый дом получше.

Флора слушала, не представляя, как себя вести. Мама никогда не позволяла прислуге столь прямолинейные высказывания, да и вообще не одобряла болтовню. С другой же стороны, когда одиночество так тяготит, приятно с кем-то поговорить. Флора сглотнула ком в горле. Она так долго была изгоем в своем доме. Отец не прощал ошибок, а мама, брат и сестры не смели действовать ему наперекор. Теперь семьи нет рядом. Вокруг все чужое и люди незнакомые. Мюриэль никогда не станет ей подругой в полном смысле слова, но может стать неплохой компанией, развеет печаль разговором.