Леди Генри
Шрифт:
– Ничего не понимаю, – капризно сказала Адель. – Какая пытка? О чем вы? Да встаньте же с колен! – воскликнула она, оглядываясь на дверь.
– Нет, нет!
– О, Боже, дай терпения! Сядьте рядом и объясните толком, что произошло. Прямо водевиль какой-то.
Он с укором посмотрел на нее, и сел прямо на альбом Босха.
– Это не шутки, графиня, Вы ведь и сами это знаете. Зачем же играть, надо ведь знать границы. Так или нет?
– Это, по-моему, вы заигрались, милый! – Адель побледнела, ее тонкие ноздри трепетали.
– Я люблю вас, Адель! Люблю до исступления, рассудок мой помутился.
Адель слушала молча, сдвинув брови. Джона прошиб холодный пот, он вынужден был отереть лицо. Он понимал всю нелепость своего положения. Устроил засаду! Идиот! Узнал чужую тайну, не имея на это никакого права! Анри возненавидит его, если обнаружит.
– Анри, милый, успокойтесь! – приглушенным голосом взмолилась Адель. – Вы кричите на весь замок!
– О, простите, Адель. Так что… что вы скажете мне?
Графиня мрачно молчала.
– Адель! Адель, послушайте меня, – как в бреду говорил молодой граф. – Я не хочу злоупотреблять, быть может, вашей слабостью, ужасно то, что я преступил закон морали, забыл отца, но ведь я держал вас в объятиях и вам не было противно, ведь так? Я не причиню вам зла. Пусть я буду страдать, но не вы.
– Анри…
– Молчите! Я вижу в ваших глазах приговор. Но я помню ваше тело, вашу кожу, приятную на ощупь, запах. И вы обнимали меня. Неужели это была мимолетная прихоть! Я помню ваш шепот, Адель…
– Сумасшедший!
– Так значит, вы не любите меня. Или… любите? Одно слово, Адель, умоляю!
Она молчала, почти отвернувшись от него. Еле заметно покачала головой. Анри вскрикнул.
– Но ведь вы кого-то любите. Я чувствую это. Кто он, скажите мне. Вы молчите? Это… Готфрид? Это он? Значит он…
Молодой граф горько рассмеялся.
– Как тяжело. Имя избранника названо, и это не твое имя…
– Я не называла никаких имен! – воскликнула Адель. – Дикие фантазии!
Анри залился слезами. В сумерках глаза его горели, как у безумного. Он начал обвинять Адель в вероломстве. У него разыгрался настоящий припадок. Графиня встала и молча вышла из зала. С минуту граф сидел, обхватив голову руками, потом вскочил и ринулся к двери.
Готфрид сидел не в силах пошевелиться. Ужас обуял его. Ужас и раскаяние. Как мог он быть таким слепым? Неужели женщина, так нежно любимая им – суетная, вероломная кокетка? Несчастный Анри, он ничем не заслужил этого. И будет ли счастлив он, Джон, или его постигнет та же участь, как только он надоест ей и появится новый объект для эксперимента? О, как больно, как тяжело думать об этом. Прелюбодеяние, измена, обман – приводило ли это когда-нибудь к хорошему?
Джон спустился по лесенке со второго уровня и вышел из библиотеки, все еще сжимая том Брокгауза. Неприятное предчувствие стесняло его грудь, он опасался за Анри. Молодой граф слишком порывист и не всегда может управлять своими эмоциями, к тому
Есть Джон не мог. Выпил чашку горького кофе и встал из-за стола. Он решил подняться к себе в комнату, но передумал и направился к Анри. Из-под двери спальни пробивался слабый луч света.
Джон решительно постучал. Думая, что это слуга, Анри в гневе воскликнул:
– Чего тебе нужно, каналья? Я сплю. Оставь меня в покое. Убирайся!
– Откройте, граф.
– Я сказал, убирайся!
В дверь что-то глухо стукнуло и со звоном разлетелось на куски. «Что ж, – решил Джон, – встречусь с ним утром. Пусть проспится».
Но утром машины Анри на месте не оказалось. В тревоге Готфрид прошел в кабинет лорда Генри и застал его сидящим в кресле в стеганом халате и благодушном настроении. Лорд читал газету. Объяснение было коротким. Ни словом не обмолвившись о тайне его старшего сына, Джон объяснил Генри причину своей тревоги. Граф поднялся из кресла бледный и сказал, что с некоторых пор стал замечать, что с сыном происходит что-то неладное. Решили проехать на автомобиле до Хай-Уикома, поколесить по грунтовым дорогам. Джон предложил обследовать берег Темзы. Лорд вышел в гардеробную и через несколько минут вернулся в твидовом костюме и перчатках. Ночью был мороз и графский «Каули» завелся не сразу. В машине было холодно и мужчины продрогли до костей. Лорд Генри мысленно ругал себя за то, что надел это тонкое щегольское пальто, что подал ему Уотсон.
Машину Анри увидели на одном из поворотов по направлению к Хай-Уикому. Утро было раннее, сумерки еще не рассеялись, воздух – неподвижен и сер; за его густой пеленой мигали редкие огоньки. Но с первого взгляда было ясно, что произошло нечто ужасное. Машина лежала на боку в мокрых зарослях, стекла выбиты, с некоторых деревьев содрана кора. Впечатление было такое, будто автомобиль шел на таран или же водитель просто не справился с управлением на скользкой дороге. Анри лежал без сознания, из его разбитой головы вытекала густая темная кровь. Когда попытались вытащить графа из кабины, стало ясно, что у него перебиты ноги.
– Осторожно, осторожно, граф, быть может у него есть и другие повреждения, – торопливо говорил Джон.
Молодого человека уложили на заднее сиденье, туда же сел лорд, поддерживая в объятиях сына. Анри открыл глаза, поглядел на графа. Веки его опустились. Было непонятно, узнал ли он отца.
– Скорее, Джон в больницу! До города недалеко. Мы успеем! – кричал лорд, в испуге вглядываясь в осунувшееся лицо сына, по которому уже разливалась смертельная бледность. – Он потерял слишком много крови. Прибавьте скорость, умоляю!