Леди и лорд
Шрифт:
— Надеемся, что нам все-таки удастся добраться до корабля, — сказал Монро.
Робби согласно кивнул.
— Если, конечно, позволит состояние здоровья Джонни. Кауттс говорит, что он сейчас крайне слаб.
— А куда же вы отвезете Элизабет?
— Прямиком на борт «Трондхейма».
— Завтра вечером мне предстоят ужин и бал в доме Чанслеров. Господи, с каким нетерпением я буду ждать новостей! Думаю, что побег из тюрьмы наделает столько шуму, что еще до наступления утра о нем узнают в Тайном совете. Сегодня же я собираюсь в гости к графине Памюр. Не исключено, что там мне удастся выведать кое-что интересное
— Как только стемнеет, мы оседлаем коней и поскачем к «Трондхейму», — сказал Робби. — К завтрашней ночи у нас не должно быть недостатка в оружии. Один из наших людей будет сопровождать тебя, когда ты отправишься к графине, на тот случай, если тебе понадобится посыльный, чтобы передать нам какую-либо важную весть. Можешь выдать его за своего слугу. Кстати, позволь заодно выразить сочувствие, — добавил он с ухмылкой. — Вечерок тебе предстоит не из приятных. Стоит мне только представить, как графиня декламирует свои новые стихи о любви…
— Где же твоя романтичность? — весело спросила Роксана.
— У нас уже есть романтик в семье. Хватит и одного, — иронично откликнулся наследный владетель Грейден. — Хотя еще год назад ни один из тех, кто знает Джонни Кэрра, и шиллинга не поставил бы в споре о том, есть ли в сердце этого человека хоть крупица тонких чувств.
Со времени прибытия в город люди Редмонда вели неусыпное наблюдение за резиденцией Гарольда Годфри. Чтобы не мозолить глаза посторонним, они сменялись каждые два часа, надеясь, что эрл Брюсиссон в конце концов покинет свое жилище и выведет их к Элизабет. Однако с тех пор, как к нему прибыл посыльный с золотом, тот не думал покидать своих апартаментов. При этом, насколько можно было судить со слов другого жильца этого дома, занимавшего этаж под комнатами эрла, Гарольд Годфри жил один.
И все же долгожданный момент наступил. Когда наблюдатели уже изрядно устали от несения своей затянувшейся вахты, к дверям дома подъехала изящная карета, и буквально через несколько секунд на парадном крыльце появился Гарольд Годфри, разодетый в голубой бархат и черные кружева. Он тут же сел в роскошный экипаж.
Едва карста отъехала, от стены дома отделилась сумрачная фигура. Попетляв по брусчатке, усеянной мусором, человек, одетый в черное, пробрался в темную подворотню на противоположной стороне улицы. Это был один из людей Редмонда.
— Он велел ехать к графине Памюр, — сообщил соглядатай своему хозяину.
— Я пришлю тебе смену, — тихо сказал Редмонд, — а сам попытаюсь найти дорогу к графине. Побеседую там с кучерами. Этой братии обычно многое известно. Вдруг удастся узнать что-нибудь любопытное. Чем черт не шутит…
Чтобы не торчать на виду, Редмонд смешался с толпой кучеров, которые топтались у своих карет на обочине возле красивого дома. Как раз в этот момент у подъезда городского особняка графини Памюр остановился экипаж Роксаны. Редмонд не узнал медноволосую красотку, выпорхнувшую из кареты. Зато он хорошо знал в лицо ее расторопного лакея, который с преувеличенной галантностью помог своей госпоже сойти с подножки синего экипажа, похожего скорее на лаковую табакерку.
Поддерживая края накидки и пышные юбки, Роксана деловито засеменила на высоких каблуках к распахнутым дверям. Прервав беседу
— Подожди, — еле слышно шепнул представитель клана Кэрров.
Ждать пришлось недолго. Через некоторое время клансмен появился на улице, и они отошли в сторону от группы кучеров и форейторов, продолжавших оживленную болтовню. Отойдя от дома на небольшое расстояние, двое мужчин обронили всего несколько фраз. Этого было достаточно, чтобы ввести друг друга в курс дела. Редмонд договорился насчет встречи с Робби в доме Роксаны той же ночью. Через несколько кратких минут пара разделилась, и Редмонд опять занял свой «пост» на обочине, чтобы продолжить наблюдение.
25
Роксана никогда прежде не видела эрла Брюсиссона, однако была знакома с Куинсберри. Шотландское дворянство не было многочисленным, а потому в этом узком кругу практически все знали друг друга. Узнать в человеке, стоявшем рядом с герцогом, Гарольда Годфри по описанию Робби не составило труда. Кстати, у нее тоже был собеседник. Безусый юнец увивался за ней хвостом, отпуская комплименты по поводу ее вечернего туалета и не забывая при этом заглядывать ей в декольте. Подождав, пока не иссяк поток грубой лести, она ласково проговорила:
— Милый Бьюкан, если вы принесете мне бокал кларета, я буду вашей вечной должницей. Здесь просто нечем дышать. — И, ласково потрепав его по щеке сложенным веером из кружев и слоновой кости, игриво добавила: — Если вы, конечно, не возражаете…
Окрыленный воздыхатель сразу же умчался прочь. Посмотревшись в освещенное свечами зеркало, Роксана быстро поправила кружева на груди, изобразила на лице самую очаровательную улыбку из всех, что имелись в ее арсенале, и, вполне удовлетворенная собственным актерским мастерством, плавно покачивая бедрами, двинулась к человеку, в немилосердных руках которого находилась ныне жизнь Джонни Кэрра.
Куинсберри заметил ее лишь тогда, когда она была уже совсем рядом. Полуобернувшись, он приветствовал ее ответной улыбкой. Стоявший рядом с ним человек, который был чуть выше ростом, тоже невольно посмотрел на нее. Роксана наградила улыбкой обоих. Ловко развернув веер, она присела в глубоком реверансе, открыв взгляду мужчин свою великолепную грудь, и подняла на них плутовские темные глаза.
— Если бы ты знал, как я рада снова видеть тебя в Эдинбурге, — льстиво проговорила прелестница. — Стоит тебе отлучиться, и наше общество тут же скучнеет.
— Но благодаря тебе оно не теряет очарования, — ответил герцог с легкой улыбкой. — Его лучшее украшение — это ты, дорогая. И именно ты заставляешь меня постоянно скучать по Эдинбургу, где бы я ни находился.
— А ты все так же любезен, мой милый. Не каждому мужчине это дано. — Проведя кружевным краешком веера по его подбородку, Роксана еле заметно подмигнула. Ее кокетство быстро приближалось к грани дозволенного.
Гарольд Годфри смущенно прокашлялся.
Нехотя оторвав глаза от прелестной женской груди, обрамленной пышными кружевами, Куинсберри мельком взглянул на него и, немного замявшись, произнес: